Житие равноапостольных кирилла и мефодия. А.Н
Господь милостивый и щедрый, желающий покаяния человеческого, чтобы все спасены были и в разум истины пришли, во все времена не престает творить нам благодеяния свои, как было искони, так и поныне. Сперва наставлял он праотцев и патриархов, потом посылал пороков; за ними апостолов и воздвигал мучеников и праведных учителей, избирая их из среды многомолвного жития сего, ибо знает Господь своих и они знают глас его и по нем идут, как овцы за евангельским пастырем, и он им дарует живот вечный. Так сотворил он и нашему позднейшему роду славянскому, воздвигнув нам благодатных учителей, которые просветили язык наш, омраченный лестью дьявольскою и не ходивший дотоле во свете заповедей Господних. Здесь предлагается житие сих первых апостолов наших, чтобы, по слову апостольскому (Кор 11:1), старались мы быть им подобными, как и они сами Христу.
Первые годы и образование св. Константина
В славном граде Солунском был муж именитый и богатый по имени Лев, который занимал высшую должность друнгария, считавшегося вторым лицом после главного военачальника. Благоверный и праведный, соблюдал он все заповеди Божий вместе с благочестивою своею супругою, и Господь благословил их седмерицею достойных чад, из коих старший был Мефодий, седьмой же, или мизинец, как именуется он в житии, был тот славный Константин Философ, в иночестве Кирилл, который столько послужил к просвещению духовному племени славянского и всех, обращавшихся к его благомудрию. Мало говорится в житии преподобных о первоначальных деяниях святого Мефодия, который наипаче прославился уже в сане святительском. Там сказано только, что с юных лет по высокому своему роду, благолепию и добродетели был он уважаем всею Солунскою страною и всеми любим за свои духовные беседы, доколе, наконец, император, узнавший о быстроте ума его, дал ему в управление княжение славянское; кесарь как бы провидел в нем будущего учителя и первого архиепископа их племени и через дела правительственные заблаговременно приучал его к языку их и обычаям. Многие годы провел Мефодий в сем княжении, но, утомленный суетою дел житейских, преложил земное на небесное, ибо не хотела честная душа его утратить вечные блага ради временных. Обретши удобное время, оставил он княжение и удалился на гору Олимпийскую, где спасалось много отшельников, учеников великого Иоанникия, в виду царствующего града, отколе представляется взорам снежная вершина Олимпа, освященная в те дни святостью жизни иноческой. Там постригся Мефодий, облекшись в ангельский образ; долго повелевавший другими, сделался сам строгим послушником смиренных старцев, соблюдая весь трудный устав иночества, а между тем в свободные часы от молитвы прилежал чтению боговдохновенных книг, ибо Господь готовил его быть светильником на кафедре святительской.
Гораздо более подробностей сохранилось о начальных подвигах будущего философа Константина; не забыто даже и то, что чудный сей младенец не хотел принимать молоко ни от какой кормилицы, питаясь только от груди матери своей, как бы для того, чтобы добрая отрасль доброго корня не всосала чего-либо чуждого с самым молоком; чудное это знамение побудило его благочестивых родителей пребывать после его рождения в неприкосновенном целомудрии до конца дней жизни, и так провели они четырнадцать лет неразлучно, как брат и сестра. Когда же настала минута временной их разлуки и супруга плакала над отходящим в вечность мужем своим, сокрушаясь об участи оставляемого им отрока, с верою говорил ей супруг: "Надеюсь на Бога, что будет ему отцом и строителем Тот, который устрояет всех христиан".
Еще с семилетнего возраста уже было предзнаменовано то, чего должно было ожидать от избранного сего отрока; он видел чудный сон, который так рассказал своим родителям: "Воевода некий собрал всех дев града нашего и говорил мне: "Избери себе из них, которую пожелаешь в супруги, да будет тебе помощницею во все дни твоей жизни"; я же, посмотрев на них, избрал благолепнейшую из всех, светлую лицом и украшенную драгоценными одеждами: имя ее София". Уразумели родители таинственный сон отрока их, что нареченная ему София была по значению слова сего Премудрость Божия, которую хотел даровать ему Господь, и поелику настало для отрока их время учения книжного, они внушали ему не только прилежать к чтению, но и благонравию, которым можно угодить Богу, и искать премудрости духовной, о которой так говорит Соломон: "Сын мой, чти Господа; храни заповеди, напиши их на скрижалях сердца твоего; скажи мудрости: "Ты сестра моя!" и разум назови родным твоим" (Притч 3:1,3; 4:4; 7:4).
Действительно, отрок, занимаясь учением книжным, преуспевал памятью и разумом свыше всех своих сверстников, так что все дивились быстроте его понятий. Вначале, однако, позволял он себе предаваться и забавам, свойственным возрасту и высокому его роду. Выехал он однажды на ловитву в поле: ястреб был на руке его, но по смотрению Божию внезапно поднявшийся вихрь унес от него птицу; огорчился отрок лишению любимого ястреба и впал в уныние; два дня не вкушал он пищи, но это послужило для него уроком, чтобы не привязываться в вещам житейским; как некогда святой мученик Евстафий Плакида уловлен был к служению Божию на ловитве оленем, так и сей отрок похищенным у него ястребом; с тех пор отказался он от суетных утех, вместо радости причиняющих печаль, и направился на иной, лучший путь, чуждый всего житейского. Константин предался исключительно одному учению, не выходя из дома, непрестанно читал книги священные: особенно прилепился он к творениям святого Григория Богослова, изучая богословские его книги, написал ему и похвалу на стене своей кельи под знамением креста, которое сам начертал: "О святитель Божий и богослов Григорий, ты телом человек был, житием же явился ангел, ибо уста твои серафимскими хвалениями прославили Бога, а правоверное твое учение" просветило вселенную; молю тебя, приими и меня, припадающего к тебе с верою и любовию, и буди мне учитель и просветитель".
Не в силах будучи, однако, сам собою уразуметь всю глубину учения словесного, искал он себе опытного учителя в Солуни и обрел ритора-странника, искусного в грамматике; к его ногам припал ревностный отрок, умоляя научить его хитрости грамматической; но ритор, погребая в землю талант свой, отрекался преподавать кому-либо свое знание. Опять со слезами молил его отрок взять себе всю часть достояния отеческого, которая ему следовала, лишь бы не отказывался его учить; но ритор остался неумолим, и в скорби сердечной возвратился домой отрок, моля Господа, чтобы исполнилось сердечное его желание.
В то время по смерти нечестивого императора Феофила воцарился сын его Михаил с благочестивою матерью своею Феодорою; по малолетству царя приставлены были к нему два великие боярина: Мануил Доместик и Феоктист Патрикий Логофет, которому были знакомы в Солуни родители Константиновы. Логофет, слыша об остроумии отрока их, послал за ним, чтобы обучался вместе с юным Михаилом, дабы и сам царственный отрок, взирая на быстроту ума его, по соревнованию успевал в науках. Обрадовался Константин нечаянному приглашению и отплыл в Царьград с молитвою Соломоновой на устах: "Боже отцов и Господи милости, сотворивший все словом Твоим, даруй мне приседящую престолу Твоему премудрость и не отринь меня от отроков Твоих, ибо я раб Твой и сын рабы Твоей, человек немощный и кратковременный и слабый в разумении суда и законов. Ниспошли ее от святых небес, и от престола славы Твоей ниспошли ее, чтобы она споспешествовала мне в трудах моих и чтобы я знал, что благоутодно пред Тобою" (Прем 9:1, 4, 5, 10).
Прибывши в Царьград, немедленно был он отдан в научение наставникам царским и в три месяца научился грамматике; потом занялся и другими науками: стихосложению и геометрии обучался он у знаменитого Льва, а диалектике, риторике и философии у славного Фотия, тогда еще мирянина, который впоследствии занял кафедру патриаршую и бывшего ученика своего послал учителем к славянам. Арифметика, астрономия и музыка не остались ему чужды, равно как и прочие эллинские науки; с чрезвычайною быстротою обнял он весь круг современного учения, так что все изумлялись глубине его разума, и с юных лет прозван был философом по склонности к любомудрию. Не только эллинский язык, но и римский изучил; но что в нем было свыше всякого учения, - это тихий нрав его и неизменяющее благочестие; уклоняясь от путей стропотных, беседовал он только с теми, от которых надеялся получить духовную пользу; вся его мысль стремилась к тому, чтобы возвыситься над земными, и подобно птице, исторгшейся из тенет, воспарить к Богу.
Логофет, видя высокую его добродетель, уважал юношу. Константин начальствовал в его доме над всеми и в царские палаты имел позволение входить невозбранно, ибо юному царю был также любезен. Спросил его однажды Логофет: "Скажи мне, что есть философия?" - и он быстро отвечал: "Разумение вещей Божеских и человеческих, поскольку может приблизиться к Богу; в то же время, как наука деятельная, учит человека жить достойно образа и подобия Творца своего". Еще более возлюбил его за сие мудрое слово Логофет и часто обращался к нему с подобными вопросами ради любомудрия; юноша в кратких словах изложил пред ним все учение философское и, пребывая в чистоте душевной и телесной, просвещался умственно, угождая Богу и приобретая любовь человеков. Много злата и даров предлагал ему сановник царский в залог своего уважения, но от всего отрекался юноша. Была у Логофета дочь крестная, восприятая им от купели, прекрасная душою и телом и рода высокого; Логофет был ее пестуном после кончины ее родителей; ее хотел он сочетать браком с юным философом и неоднократно убеждал его к супружеству, обещая великие богатства и почести от царя; но смиренно отвечал ему философ: "Велик дар для того, кто его требует; мне же не может ничего быть свыше учения, чрез которое разум возвращает себе утраченную честь праотца нашего, и сего лишь утраченного богатства хочу искать".
Услышав такой ответ, Логофет сказал царице: "Не любит житейского юный философ, но мы не отпустим его из общежития и, поставив его во пресвитера, дадим ему должность книгохранителя патриаршего у Святой Софии". Но как только, пользуясь послушанием юноши, исполнили над ним царскую волю, скрылся он от всех "на узкое море", в одну из обителей на берегах Босфора, где и постригся. Едва через шесть месяцев могли обрести его в пустынной обители, но, несмотря на убеждения кесаря и царицы, не хотел он принимать предлагаемой должности книгохранителя. Однако Константин согласился занять кафедру философскую, чтобы преподавать любомудрие своим соотечественникам и чужестранцам.
Еще не угасла тогда совершенно в царствующем граде ересь иконоборческая, уже второе столетие волновавшая Церковь православную; главным ее представителем оставался бывший патриарх Иоанн, или Ианний, как его называли за его волхвования, уподобляя волхвам египетским, которые противились Моисею, как о том говорит апостол (2 Тим 3:8). Сей Ианний был соборно низложен по смерти нечестивого императора Феофила, но домогался вступить в прения богословские, утверждая, что был насильственно лишен престола, а не убежден истиною учения православного. Царь и патриарх повелели состязаться с ним юному философу; надменный лжеучитель, взирая на юношеский его возраст, не подозревал в нем старческого разума и не хотел даже вступать с ним в прение, но ему смиренно сказал философ: "Не взирай на лица и не держись обычая человеческого, ибо и ты от земли, как и мы все; чем же гордиться?" - "Разве можно искать осенью цветов или посылать старцев на войну вместо юношей?" - спросил надменный. Юноша отвечал: "А ты сам на себя ищешь вины, ибо в каком же возрасте душа бывает сильнее тела? Не во время ли старости? И мы не на иную брань тебя вызываем, как на духовную. Итак, если хочешь силен быть в прении, не говори нам таких притчей, ибо не безвременно ищем цветов и не на брань телесную тебя гоним".
Пристыжен был старец обличением юноши и обратился к другим вопросам. "Как же, - сказал он, - поклоняясь кресту, вы не воздаете ему, однако, подобающей чести, если по какому-либо случаю разломается сложенное крестообразно его древо, но икону почитаете, хотя бы она и написана была только до персей? И опять крест без надписания вы приемлете, а на иконе требуете подписи". - "Суетны вопрошения твои, - отвечал философ, - и в этом ли спасение? Но если требуешь ответа, скажу тебе, что крест и без подписи познается, ибо он один и тот же, доколе сохранил свой образ ненарушимо, то есть четыре ветви его составляющие; иконе же необходима подпись, ибо различны бывают изображения святых, но довольно и одного их лика, без полного их образа, ибо лицо уже выражает человека". Продолжая словопение, бывший патриарх обратился от новозаветного к ветхозаветному, думая затруднить юношу обычною уловкою иконоборцев, и спросил: "Каким образом Господь сказал Моисею: "Не сотвори тебе кумира, ни всякого подобия"; вы же поклоняетесь иконам?" Спокойно возразил ему философ: "Если бы Моисей сказал "никакого" подобия, то ты бы еще мог препираться с нами, но он сказал только "ни всякого". Этим воспрещалось чествование недостойных образов Божества, но не воспрещалось почитание достойных, и Моисей не усомнился сам изобразить херувимов славы над кивотом Завета, о коих упоминает апостол". Умолк Ианний и удалился посрамленный.
Посольство к сарацинам
Любителю богомудрия было уже двадцать четыре года от рождения, когда сарацины, обладавшие Сириею и превозносившиеся могуществом своим для большего поругания над христианами, прислали в Царьград хуление на Пресвятую Троицу с таким дерзновенным словом: "Каким образом вы, христиане, говоря, что един Бог, разделяете его на три, исповедуя Отца, и Сына, и Духа? Если можете доказать сие, пришлите к нам таких мужей, которые были бы в состоянии беседовать с нами о вере вашей". Огорчился император хулою сарацинскою и совещался с патриархом: кого бы послать для словопрения? Избрали на сие юного философа, и державный говорил ему: "Слышишь ли, что говорят нечестивые агаряне на веру нашу? Ты же, как ученик и служитель Святые Троицы, иди противуглагольствовать им, и Бог, совершитель всякой вещи, славимый во Святой Троице, да подаст тебе благодать Святого своего Духа и силу слова; как новый Давид, восстань на дерзновенного Голиафа, пращою духовною устреми камень в горделивое чело и с победою возвратись к нам". Ревностно отвечал Константин: "Иду с радостью за христианскую веру, ибо что может быть мне сладостнее в этом веке, как умереть за Святую Троицу, чтобы живым быть в будущем!"
Император отпустил с ним в землю сарацинскую одного из своих сановников, Асинкрита Георгия. Над рекою Тигром, в местах некогда райских, возвышалась тогда столица агарянская Багдад, и там гордо обитал халиф сарацинский Эмир-эль-Муменим, или "повелитель верных", по их надменному выражению; жили в угнетении и смиренные христиане в его столице, и сарацины, ругаясь над ними, изображали над дверьми их демонские лица, ибо сами, как демонами, гнушались ими. С посмеянием спросили власти агарянские пришедшего философа, может ли он уразуметь, какие знамения на дверях и кто тут обитает? Нисколько не смутившись, отвечал он: "Демонские вижу образы и полагаю, что внутри домов сих живут христиане, ибо демоны не могут обитать вместе с ними и бегут из их домов; а там, где их нет снаружи, то можно принять сие и за такое знамение, что демоны обитают внутри с людьми, которых себе усвоили". Умолкли хотевшие кощунствовать над юным пришельцем; он был приглашен к трапезе халифа ради почести как посланник царский; там находились и мудрецы сарацинские, искавшие уловить его словом. "Не чудное ли дело, - сказали они, - что пророк наш Магомет принес нам доброе учение от Бога и обратил многих людей, которые все держатся крепко его закона и ни в чем его не преступают? Вы же, христиане, содержание законов Христовых веруете один так, другой иначе, и каждый творит, что ему угодно: так много между вами разногласий в вере и в образе жизни, и есть между вами называющиеся иноками, которые уставили себе особенное житие и носят черные одежды, а между тем все именуются христианами".
Блаженный Константин отвечал: "Два различных предложили вы мне вопроса: о вере христианской в Бога и о законе Христовом, на деле исполняемом, говоря, что неодинаково веруют и живут называющие себя христианами. Ответствую сперва о вере: Бог наш есть как бы пучина морская, широты и глубины безмерной, непостижимый умом и неизреченный глаголами человеческими, как о нем сказал пророк Исайя: "Род его кто изъяснит?" (Ис 53:8), и святой учитель апостол Павел взывает:" О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!" (Рим 11:33). В эту пучину многие входят, старающиеся взыскать Бога; те, которые сильны умом и приемлют помощь от самого Господа, безбедно плавают по сему морю непостижимости Божией и обретают себе богатство разума и спасения; но слабые умом, по своей самонадеянности лишившиеся помощи Божией, как бы в гнилых кораблях покушаются переплыть эту пучину и, не в силах будучи, одни потопляются, впадая в ересь и заблуждения, другие же с трудом едва дышат, волнуемые сомнением и изнемогая леностью душевною. Ваша же вера и закон никакого не имеют неудобства и не морю подобны, но как малый поток, который может без всякого труда перескочить всякий, и малый и великий, ибо нет в законе вашем чего-либо божественного и боговдохновенного, но только обычаи человеческие и плотское мудрование. Не положил вам, законодавец ваш, какую-либо неудобоносимую заповедь и не удержал вас от гнева и от похоти бесчинной, но наипаче все вам попустил, вовлекая вас в пропасть, посему и держитесь вы единомысленно закона, по вашим похотям вам данного. Не так Спаситель наш, Христос; не внизу лежащее возводит вверх, верою и добродетелью наставляя человеков, будучи сам творец всяческих: между небесным и земным создал Он человека, который словом и разумом возвышается над скотами, а своим гневом и похотью поставляет себя ниже ангелов. Кто из человеков к чему стремится и приближается, того бывает и причастник, вышних ли или дольных, ибо самовластным сотворил Бог человека и не по нужде, но произволением нашим спасаемся. Закон же Христов не иной есть, как тот, который некогда дан был Моисею на Синае, ибо не пришел Господь разорить закон, но исполнить и, возводя нас к совершенству, дает нам совет чистого жития, хранения девства и иных изрядных добродетелей к лучшему богоугождению, путем тесным и прискорбным вводя нас в жизнь и взывая нам:" Кто может вместить, да вместит" (Мф 19:12). Посему и верующие в него христиане одни удобнейшим путем шествуют в честном супружестве, другие же ангельскому ревнуют жительству".
Спросили его опять мудрецы сарацинские: "Каким образом вы, христиане, единого Бога разделяете на три Бога, нарицая его Отцом и Сыном и Духом, может ли Бог иметь Сына?" - "Не хулите Божественной Троицы, - отвечал христианский философ, - которую исповедали и древние пророки, не отметаемые вами. Отец и Сын и Дух Святый не три Бога, но три лица в едином существе Божием; Слово же Божие воплотилось в Деве от Духа Святого и родилось нашего ради спасения, как и ваш пророк Магомет свидетельствует в своем Коране: "Мы послали Дух наш к Деве, соизволив да родит". Посему и я поставляю его во свидетели против вас. И праотцу вашему Аврааму, от которого сохраняете обрезание, когда явился ему Бог у дуба Мамврийского, не в трех ли явился лицах? Ибо Авраам увидел трех мужей, пред ним стоящих, и поклонился до земли, говоря: "Господи, если обрел я благодать пред Тобою, не минуй раба Твоего". Посмотрите, не трех ли мужей видит праотец ваш, но беседует как бы с одним, ибо познал праведный муж сей единого Бога в трех лицах". - "Не отрекаемся, - возразили суемудрые, - что Христос Духом Божиим родился от Чистой Девы, но только не признаем его за Бога". Но и в этом обличил их блаженный: "Если бы Христос был простой человек, то зачем было бы Духу Святому нисходить в утробу девическую для зачатия человека? Ибо не от девы, но от брачной жены рождается простой человек по естеству, а не действием Святого Духа".
"Но если Христос есть Бог ваш, - возразили сарацины, - для чего не исполняете заповеди его, ибо повелевает вам молиться за врагов ваших, вы же изощряете оружие и исходите против них на брань?" В свою очередь обратился к ним с вопросом блаженный Константин: "Скажите мне и вы: если в каком-либо законе две заповеди будут предписаны для исполнения человекам, кто будет совершеннее, тот ли, кто исполнит одну из них, или тот, кто обе?" - "Без сомнения, исполняющий обе заповеди", - отвечали они. "Итак, ведайте, - сказал им философ, - что Христос Бог наш, повелевший нам молиться за обидящих и благотворить врагам (Мф 5:44), изрек и сие: что большей любви никто не может явить, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин 15:13). Посему и мы, в частности претерпевая каждый наносимые ему обиды, в обществе вступаемся друг за друга, полагая души свои за братии наших, чтобы вы, уводя их в плен, вместе с их телом не пленяли и душу их в учение ваше".
Опять сказали ему сарацины, думая уловить его словом, как некогда иудеи самого Господа: "Христос ваш давал дань за себя и за иных, почему же вы не хотите платить дани, и если уже вступаетесь друг за друга, то прилично было бы вам платить дань за братию вашу народу нашему изма-ильтянскому, столь сильному и великому. Не более требуем мы, как одной златницы с человека, и доколе стоит земля, будем сохранять с вами мир". Благоразумно отвечал философ на лукавый вопрос: "Если кто хочет ходить вслед своего учителя и встречает человека, который покушается его совратить с пути правого, может ли быть его другом? Когда Христос давал за себя дань, чье было тогда владычество, измаильтянское или римское?" - "Римское", - отвечали они. "Такимы, - продолжал блаженный философ, - последуя учителю нашему Христу Господу, даем дань царю, сидящему в новом Риме и обладающему древним; вы же, требующие от нас дани, совращаете нас от последования Христу и чрез то делаетесь нам врагами".
В течение многих дней мудрецы сарацинские вступали в словопрение с философом христианским и при содействии благодати Божией всегда отходили от него посрамленными. Наконец спросили его: "Где же ты научился такой премудрости?" Притчею отвечал им философ: "Человек некий почерпнул воды в море и, нося ее в мешке, горделиво говорил странникам, которых встречал на пути: "Видите ли воду сию морскую, никто не имеет ее, кроме меня". Но встретился ему один человек, обитавший при бреге морском, и обличил его: "Не безумно ли хвалишься о воде, уже смердящей в малом мешке, когда пред глазами поморян вся пучина морская?" Не так же ли и вы хвалитесь пред нами, когда от нас произошла вся мудрость богопознания за многие столетия до вашего закона!"
Тогда хотели сарацины изумить философа великолепием своей столицы и показали ему роскошные сады и палаты, блестящие златом, говоря: "Не чудны ли сокровища владыки нашего эмира и чье могущество может с ним сравниться?" - "Единому Богу хвала, - возразил философ, - давшему сие в утеху человекам, ибо все это есть Божие, а не ваше". Озлобленные, видя, что не могут препереть его словом, умыслили против него злую кознь и дали ему тайно испить смертоносный яд; но Господь Иисус, сказавший апостолам: "И если что смертоносное выпьют, не повредит им" (Мк 16:18), сохранил раба своего невредимым, и эмир сарацинский отпустил его от себя с многою честью и дарами.
Возвратившись в царствующий град, юный философ с великою честью принят был от императора и патриарха за богоугодный труд свой; но, чуждаясь почестей, уединился на безмолвном месте, внимая себе и своему спасению; питался же единственно от промысла Божия, ибо ничего не оставлял себе до утра из того, что приносили ему христолюбцы, и все раздавал нищим, уповая на Бога, который обо всех печется и отверзает руку свою для насыщения всякой твари. Однажды в праздник, когда скорбел слуга его, что ничего не имеют они для пиши в столь светлый день, с верою сказал ему блаженный Константин: "Господь, препитавший некогда весь народ израильский в пустыне столько лет, неужели не имеет чем нас насытить в один лишь этот день? Иди и призови, не сомневаясь, к нам на трапезу не менее пяти нищих; чаю милости Божией, что не оставит нас". Когда же наступило время обеденное, принес ему некий муж много различной снеди и десять златниц, которые принял он с благодарением Богу. Потом пошел на гору Олимпийскую к старейшему брату своему Мефодию и с ним начал жительствовать, постнически проходя иноческий подвиг и непрестанно упражняясь в молитве и в чтении книжном.
Посольство к хазарам
В это время пришли послы от хазаров к царю греческому и говорили: "Мы от начала знаем единого Бога и ему молимся, поклоняясь на восток, но содержим и некоторые свои обычаи. Евреи увещевают нас, чтобы мы приняли их веру, и уже многие из нас к ним пристали; также и сарацины склоняют нас к своей вере, говоря, что она лучше всех; посему мы обращаемся за добрым советом к вам, с которыми содержим старую дружбу, и просим, чтобы вы послали к нам человека книжного из среды вашей, который бы мог преодолеть евреев и сарацинов, и, если победит их, мы примем вашу веру". Тогда император, совещавшись с патриархом Игнатием, который поступил на кафедру после св. Мефодия, послал искать блаженного Константина на Олимпийскую гору и просил его идти к хазарам, ибо никто иной не мог предпринять такое дело. С ревностью христианскою решился и на сей новый подвиг философ, но только просил, чтобы брат его Мефодий ему сопутствовал на сие апостольское послушание, и не отрекся Мефодий идти с ним Христа ради просвещать неверных и спасать души погибших: один богословским учением, а другой богоугодною молитвою.
На корабле царском отплыли они в Херсонь, сопредельный области хазарской, и тут остановились на долгое время, чтобы изучить язык хазаров. Тут же старался изучить Константин и книги жидовские для прения о вере, и, нашедши одного самарянина, жившего по соседству, с ним беседовал. (Самаряне, или караимы, доселе живут в окрестностях бывшей Херсони.) Самарянин принес свои книги философу, чтобы испытать его мудрость; блаженный хотя и не мог разуметь их, но, уповая на Бога, заключился в своей храмине и, став на молитву, испросил у Господа дух ведения языков, данный некогда апостолам, ибо на тот же апостольский подвиг стремился к обращению неверных; свободно начал он читать книги самарянские. Изумился самарянин, видя сие чудо, и воскликнул: "Воистину, верующие во Христа приемлют и благодать Святого Духа!" и вскоре сам крестился, будучи предварен сыном своим на пути спасения.
Весьма замечательно, что Константин обрел в Херсони Евангелие и Псалтирь, русскими письменами написанные; следственно, грамота сия существовала уже издавна и, как гласит предание в житии св. апостола Андрея Первозванного, алфавитарь был им составлен в Херсони. Философ греческий, нашедши там человека, знающего язык русский, чрез него познакомился с русскою азбукою и, сотворив молитву к Богу, начал, к удивлению многих, свободно читать и изъяснять писанные на русском языке книги.
Слышал философ, еще будучи в Царьграде, о мощах священномученика Климента, папы римского, сокрытых издавна на дне морском, и великую возымел ревность извлечь их из глубины забвения. Сей Климент еще в первом веке христианства, сосланный в Херсонь, повелением кесаря Траяна был брошен в море с якорем на шее, чтобы не обрели христиане его тела; но два верных ученика его, Корни-лий и Фив, назнаменовали место, где был он брошен, и сохранилось о том предание в народе. Блаженный Константин умолил архиепископа Херсонского Георгия испросить у Господа обретения святых мощей. Георгий со всем своим клиром пошел на край моря, где надеялся обрести желанное сокровище; отступило море от того места, где некогда был ввергнут святой мученик, и тут с пением псаломным начали копать землю; благоухание ароматов объявило присутствие святыни, и свет воссиял от моря; вскоре явились и святые мощи Климента, которые с великою честью перенесены были в Херсонь и там положены в церкви апостольской; часть же некую от них впоследствии взяли с собою блаженные учители, когда возвратились в Царьград, и отнесли в Рим.
Между тем воевода хазарский своими полчищами обступил Корсунь и великая опасность угрожала гражданам. Тронутый их мольбами христианский философ не устрашился идти во вражий стан и учительным словом преложил ярость язычника на кротость; смирился он и, дав обещание креститься, удалился восвояси, не причинив никакого зла городу. На обратном пути философа из стана, когда творил он молитвы первого часа, как звери лютые напали на него дикие угры, покушаясь убить его; но нисколько не устрашился он их воплей и не прервал своей молитвы, взывая: "Господи помилуй", так как уже окончил утреннее служение. Изумились угры спокойствию человека Божия и укротились, ибо с ним был Господь; они начали ему кланяться и вняли от него поучительное слово, после которого разошлась суровая дружина, а он спокойно возвратился в Корсунь. Оттуда, сев на корабль, отплыл на Меотийское озеро, в пределы хазар; на берегах Дона была их крепость Белая Вежа, и они кочевали по Волге до Каспийского моря и железных врат Кавказа.
С честью были приняты оба брата в столице хазарской, ибо они принесли с собою письма от императора кагану; там большие имели прения не только с хазарами, но с евреями и сарацинами. Иноверные старались уловить словом философа греческого, который более состязался с ними, нежели Мефодий, потому что старший брат с юных лет обращался более в делах народных, нежели в учении книжном, Константин же был воспитан в искании любомудрия, искусен в Божественном Писании и особенно силен словом, готовый давать ответы против всякого вопрошения; но когда Константин занимался словопрением с неверными, блаженный Мефодий споспешествовал ему молитвою. Лукавый хазарин, посланный для встречи философа, начал беседу с дел гражданских, ибо каганы вступали и в родственные союзы с императорами греческими: дочь одного из них, Ирина, была супругою императора Копронима, и сын ее Лев носил даже прозвание хазарского, но сия новая династия, родственная хазарам, была низвергнута с престола греческого, и потому с неудовольствием смотрели каганы на перемену властителей в Царьграде.
Хазарин сказал философу: "Вы, греки, злой имеете обычай часто сменять царей ваших, избирая их не только из царского рода, но и из простого; у нас же все наши каганы происходят от рода Каганского и никто не воцаряется, кроме как из их дома". Философ, зная что собеседник его держится учения еврейского, привел ему пример из Священного Писания: "Не сам ли Господь, вместо неугодного ему царя Саула, избрал мужа по сердцу своему, от стад овчих Давида и по нем род его?" Потом обратившись к предметам духовным, хазарин говорил: "Держа в руках книги, вы говорите из них притчи, но мы не так: не гордясь, подобно вам, писаниями, из персей наших износим мудрость, ибо имеем ее в себе поглощенною". Блаженный отвечал ему: "Если встретишь человека нагого, хвалящегося, что много имеет одежд и золота, поверишь ли ему, видя его в совершенной наготе?" - "Разумеется нет, - возразил хазарин, - ибо тогда бы не ходил нагим". - "Итак, если ты поглотил всякую мудрость, как ты этим хвалишься, то скажи мне: сколько родов прошло от Адама до Моисея и каждый род долго ли содержал свою область?" Умолчал хазарин, не зная, что отвечать. "И я не могу иметь к тебе веры, - продолжал Константин, - чтобы ты поглотил всякую мудрость и без книг был бы премудр".
Каган пригласил учителей греческих к своей трапезе, и блаженного Константина спросили вельможи: "Скажи нам степень твоей почести, чтобы мы посадили тебя соответственно твоему сану". Притчею отвечал философ: "Деда имел я великого и славного, который стоял близко к царю, но он отверг данную ему славу и был изгнан в чуждую землю, где в нищете и я родился; отыскивая же древнюю почесть деда моего, иной я еще не успел восприять, - я внук Адамов". Изумились глубокому слову гостя своего хазары и большое возымели к нему уважение. Сам каган, подняв чашу, произнес: "Пью во имя Бога единого, сотворившего всю тварь". Христианский же философ, в свою очередь подняв чашу, присовокупил: "Пью во имя Бога единого и Слова его, которым утверждены небеса, и животворящего Духа, которым содержится вся сила твари". Каган возразил: "Одинаково мыслим мы о Боге, создавшем всю тварь, только в том разнствуем, что вы славите Троицу, а мы единого Бога славим, как еврейские книги учат". - "Те же книги, - сказал философ, - проповедуют и Слово, и Дух, ибо и царь-пророк вещает: "Словом Господа сотворены небеса, и духом уст Его - все воинство их"(Пс 32:6)". Потом же, снизошедши к понятиям более доступным человеку спросил кагана: "Скажи мне, державный, если бы кто-либо, воздавая тебя почесть, ни во что вменял слово твое и дух, а другой бы уважал их: который из двух был бы истинным почитателем царского твоего лица?" Каган отвечал: "Тот, кто сие тройственное имел бы в равной чести". - "Так и мы, - продолжал философ, - являемся более благочестивыми почитателями Божества, нежели вы, ибо равно прославляем Отца, и Сына, и Духа, как научились из книг пророческих, ибо и пророк Исаия свидетельствует: "Послушай Меня, Иаков и Израиль, призванный Мой: Я тот же, Я первый и Я последний. Я был там; и ныне послал Меня Господь Бог и Дух Его" (Ис 48:12, 16). Кто же есть посылаемый, если не Сын, и от кого посылается, если не от Отца и Духа Отчего, как учат нас великие учители наши?"
Евреи, присутствовавшие при сей беседе, думали затруднить философа христианского своими вопросами: "Как может утроба женская вместить Бога, на которого никто и взирать не может?" Но блаженный, нисколько не смутившись обычным их возражением, указал перстом на кагана и на первого его советника и в свою очередь спросил: "Не почтете ли вы безумным того, кто бы сказал, что сей первый сановник не может приять в дом свой кагана и угостить его, когда и каждый последний раб может это исполнить? И опять спрошу вас: что есть в поднебесной честнее из всех видимых тварей?" Они отвечали: "Человек, потому что он создан по образу Божию и почтен разумною душою". - "Итак, не безумны ли те, - возразил философ, - которые говорят, что не может вместиться в человеке Бог, когда вмещался он и в купине вещественной, и в облаке, и в буре являлся Моисею, Иову и Илии, как о том свидетельствует Святое Писание? И что же дивного, если вместился в честнейшую из одушевленных тварей, когда хотел явиться на Земле, чтобы исцелить от язвы смертной человека? Может ли один болящий исцелить другого, когда род человеческий пришел в нетление, от кого другого мог восприять свое обновление, если не от самого Творца? Врач, хотящий исцелить болящего, если приложит пластырь свой к дереву или камню, а не к самой язве, будет ли от того польза? Так и Господь Иисус Христос преискренне приобщился человеческого естества, чтобы чрез воплощение свое и страдание уврачевать язвы болящего человека, как сие было предсказано у пророка: "Итак, Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил" (Ис 7:14). Не только в книгах божественных о том свидетельствуется, но и сам ваш раввин Акила пишет, что Моисей в молитве своей, простерши руки к Богу, взывал: "В громе и в буре и во гласи трубном не являйся нам более, Господи щедрый, но вселися в наши утробы, прости грехи наши!" И Господь действительно вселяется в нас. когда мы, христиане, причащаемся таинственной его жертвы, ибо уже исполнилась над нами древняя сия молитва Моисеева".
После окончания трапезы разошлись пиршествовавшие, удивляясь премудрости философа христианского. Назначен был день для словопрения с иудеями, и каган, воссев на свое место, велел сесть подле себя христианским учителям, чтобы иметь беседу с иудеями. Смиренно сказал властителю хазарскому философ: "Я человек одинокий между вами, безродный и без друзей, и вот мы состязуемся о Боге, в руке которого все и сердца наши. Есть между вами сильные в слове; да скажут они нам, что разумеют, если же чего не постигнут, да спросят нас". Но гордые своим знанием иудеи не тронулись смиренною речью философа; они говорили: "И мы содержим в книгах своих Слово и Дух; но скажи нам, какой закон был дан прежде, Моисеев или тот, который вы, христиане, держите?" Уразумев их хитрость, блаженный премудро отвечал: "Для того ли вопрошаете, чей закон прежде, чтобы похвалиться, что вы содержите древнейший закон? Если такова ваша мысль и хотите содержать только первейший закон, то уклонитесь от суетного обрезания". Изумились евреи и спросили о причине такой странной для них речи; они еще более смутились, когда в свою очередь спросил их философ: "Скажите по истине, в обрезании ли дан был первый закон или в необрезании?" - "Полагаем, что в обрезании", - отвечали евреи.
Философ продолжал: "Не был ли прежде обрезания дан закон Ною, после заповеди, данной в раю Адаму, от Которой отпал он? Господь завещал Ною: да не будет проливаема кровь человеческая, проливающий же кровь брата своего, да примет казнь (Быт 9:6); также и о вкушении зелия травного и мяса птиц и скотов говорил: "Вот, Я поставляю завет Мой с вами и с потомством вашим после вас" (Быт 9:9)". Иудеи возразили: "Но завет не есть закон, ибо не сказал Бог Ною, закон мой, но завет мой вам поставлю, мы же держимся закона". - "Как же держите вы обрезание, - спросил философ, - ибо и обрезание не назвал Бог законом, но только заветом, сказав о нем: "И сие будет знамением завета между Мною и вами" (Быт 17:11). Если же завет обрезания имеете вы вместо закона, то и завет, данный Ною, должны почитать законом, и даже первым, какой Бог дал роду человеческому после изгнания из рая".
Иудеи возразили: "Мы почитаем законом тот, который был дан Моисею и его одного держимся". - "Но если вы не почитаете законом, - сказал философ, - завета, данного Богом Ною, то и Моисею данный закон не есть закон, ибо в пророчестве Иеремии не называется законом, а только заветом: как говорит Господь Бог Израилев: проклят муж, если не послушает слов завета сего, его же заповедал отцам вашим, в день, и он же вывел из из земли Египетской. Итак, если завет этот может служить вам законом, то и данный Ною есть воистину закон, которого вы должны держаться как первого, ибо он был прежде обрезания Авраамова и закона Моисеева".
Евреи, уклоняясь от прямых речей философа, как бы в оправдание себе, сказали: "Все те, которые держались закона Моисеева, угодили Богу; потому и мы его держимся, надеясь быть столь же богоугодными; а вы сами себе изобрели новый закон, которым попираете Божий древний". Философ отвечал: "Мы правильно действуем, ибо если бы и Авраам не принял обрезания, но только бы держался завета Ноева, то не был бы назван другом Божиим; так же и Моисей после Авраама написал иной закон, не довольствуясь прежде принятыми Ноем и Авраамом, хотя не было сказано ни Ною, ни Аврааму, что после них дан будет иной закон. По сему примеру и мы действуем, и подобно как они не отметали тех законов, которые прежде них были, но только восполняли недостающее, и мы не отметаем заповедей Ветхого Завета, на скрижалях написанных Моисею; но поелику уже миновали образы грядущих вещей и наступило их исполнение, мы отринули то, что служило только предзнаменованием, как то: приношение бессловесных жертв, обрезание и другие обряды ветхозаветные; нам же было предсказано о Новом Завете устами пророка Иеремии: "Вот наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет, вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом" (Иер 31:31, 33)".
"Кто из иудеев, - отвечали ему противники, - не ведает сих писаний, но еще не пришло время Помазанника". - "Чего же еще ожидаете? - спросил философ. - Не миновалось ли уже царство ваше, которое должно было продлиться только до пришествия Мессии? Иерусалим разорен, жертвы ваши отвержены и слава Господня преселилась от вас к языкам, ибо сбылись уже о вас все предсказания пророческие; вот и последний Малахия взывает: "Нет Моего благоволения к вам, - говорит Господь Саваоф, - и приношение из рук ваших неблагоугодно Мне. Ибо от востока солнца до запада велико будет имя Мое между народами, и на всяком месте будут приносить фимиам имени Моему, чистую жертву"" (Мал 1:10-11). Иудеи сказали: "Видим, что ты язычников хочешь назвать благословенными наравне с нами, которые благословенны как семя Авраамово". Но философ обличил тесное их разумение сего вселенского благословения Божия, говоря: "В том же семени Авраамовом благословленны все народы, то есть чрез Мессию, исшедшего от Авраама и Давида; тому и другому предсказано было, что благословятся в нем (то есть в Мессии) все племена земные и все языки ублажат его, ибо для всех, а не для одного только племени Авраамова, должен был прийти. Древний праотец ваш Иаков, благословляя Иуду, не сказал ли: "Не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не приидет Примиритель, и Ему покорность народов" (Быт 49:10). Итак, видите ли, что Мессия придет не только ради иудеев, но и ради язычников, и более для них, нежели для вас, ибо они его прияли, вы же отвергли; посему и он отринул вас, прославив язычников. Уверьтесь, хотя из слов пророка Даниила, в том что уже пришел истинный Мессия, ибо явившийся ему ангел предсказал, что семьдесят седмин, то есть четыреста девяносто лет, считая седминами семилетия, оставалось до пришествия Христа Старейшины, когда должны были запечатлеться пророчества, и прекратиться жертвы в Иерусалиме, и пострадать Мессия. Разочтите сами, как давно уже миновались предсказанные годы и как все сие уже совершилось. Спрошу еще вас касательно страшного видения Навуходоносорова, которое истолковал царю тот же пророк Даниил: царство железное, поглотившее все прочие, какое было по вашему мнению?" - "Римское", - отвечали евреи. "Что же знаменует камень, отторгшийся от горы без руки человеческой, который сокрушил весь многосоставный кумир, виденный во сне Навуходоносором?" - "Мессию, - опять отвечали иудеи, - но разве еще не держится Римское царство?" - "Еще ли не видите истины пророчеств в самом их исполнении? - возразил философ. - Римское, железное царство работало идолам и уже миновалось, ибо наше царство, хотя и удержало то же имя, но есть уже царство Христово, как было сказано: что восставит Господь Бог Небесный иное царство, вовеки нерассыплемое; это и есть царство христианское, нареченное новым именем, по пророчеству Исайи, который некогда сказал: "А рабов Своих назовет иным именем, которым кто будет благословлять себя на земле, будет благословляться Богом истины" (Ис 65:15, 16)". Оскорбились иудеи и сказали: "Мы от Сима благословенное семя, отцом нашим Ноем, вы же нет". Философ отвечал: "Благословение Ноево не что иное есть, как прославление Бога, ибо он только сказал: "Благословен Господь Бог Симов"; Иафету же, от которого мы происходим, сказал: "Да распространит Бог Иафета и да вселится в селениях Симовых " (Быт 49:27). Вы сами видите распространяемое благодатью Божиею христианство; посреди вас же умаляемых и в самом Иерусалиме, где вы некогда обитали, не христианами ли прославляется имя Христово?"
Таким образом, обличая противников ясными пророчествами и непререкаемыми доводами, философ вынуждал их сознаваться в истине того, что им говорил, то есть что Мессия есть тот самый, которого возвещал им. Все мудрые его речи и прения с иудеями, вкратце только здесь извлеченные, говорит писатель жития, должно искать в книгах блаженного философа, которые преложил (с греческого на славянский) учитель наш архиепископ Мефодий, разделив их на восемь частей; в них можно увидать всю словесную силу, истекавшую от божественной благодати, которая, как пламень, опаляла противников. Каган хазарский, со своими старейшинами внимая сладостным его речам, сказал: "От Бога послан ты к нам для назидания нашего, и, все божественные книги изучив, ты нас насытил сладостным их сотом; хотя мы и не книжные люди, но веруем, что сие от Бога. Если же хочешь даровать покой душам нашим, объясни нам притчами по порядку все, о чем еще тебя вопрошать будем"; и после сего долгого собеседования все разошлись для отдыха.
На другой день собрались опять, и хазары спрашивали Константина: "Скажи нам, честной муж, какая вера есть лучшая?" Философ притчею отвечал: "Две жены были у одного царя, и обе были в чести великой и весьма любимы им; но обе согрешили и он изгнал их в чужую землю, где прожили многие годы: там родились их дети в нищете; с ними стали они совещаться, каким бы образом возвратиться им в первый свой сан? Различны были их мнения, ибо каждый предлагал свое и находил оное лучшим, опровергая мнения других; таким же образом евреи и сарацины, каждый похваляет вам свое вероучение". - "Но как же мы различим лучшее из них?" - спросили опять хазары, и философ отвечал: "Огонь искушает золото, а человек умом отсекает ложь от истины. Вспомните, от чего произошло первое падение: не от ведения ли добра и зла при вкушении запрещенного плода и от надменного желания быть Богом? Итак, если кому-либо причинится зло от вкушения меда или студеной воды и один врач будет ему советовать лечиться теми же средствами, от коих произошла его болезнь, а другой врач посоветует противоположное лекарство, то есть вместо меда горечь и вместо студеного теплое, который врач покажется вам мудрее?" Все отвечали: "Тот, кто советует врачества, противоположные причинам болезни". - "Итак, приложите совет сей и к болезни рода человеческого: горечью должно умерщвлять похотливую сладость жития сего и смирением врачевать гордость, ибо от тернового дерева происходит сладкий плод. Так и закон Христов, самою строгостию являет свою божественность, ибо приносит впоследствии плод вечной жизни".
В это время один из советников, хорошо знакомый с магометанскою верою, спросил философа: "Почему вы не принимаете Магомета? Он в своих книгах очень хвалит Христа, говорит, будто он родился от Девы, сестры Моисея, что он великий пророк, воскрешал мертвых, исцелял все болезни". - "Пусть рассудит нас каган, - сказал философ, - кому лучше верить, Магомету или пророку Даниилу? Он сказал, что после Христа престанут все видения и пророчества, а Магомет явился после Христа. Если мы Магомета назовем пророком, то должны отвергнуть Даниила". Тогда многие из присутствующих сказали: "Даниил говорил по внушению Духа Божия, а о Магомете знаем все, что он лжец и вместо спасения влечет к погибели, ибо многим суесловием своим склоняет ко злу и студодеянию".
Тогда первый советник кагана сказал приятелям своим из числа евреев: "Гость наш помощью Божиею ниспровергнул всю гордыню сарацинскую, равно и вашу опрокинул; правильно возвестил он, что дал Господь область над всеми языками царю христианскому и мудрость совершенную в истинной его вере, без которой никто не может получить вечной жизни". Услышав сие, со слезами обратился ко всем философ и говорил: "О братия и отцы, друзья и чада, Господь дает всякий разум для подобающего ответа; если кто еще имеет сомнение, пусть приходит препираться со мною; если кто уже убежден, да крестится во имя Святые Троицы; если же не верует, то не на мне лежит грех сей: сам он узрит в День судный".
"Мы сами себе не враги, - отвечали хазары, - но мало-помалу, кто хочет, пусть крестится; те же из нас, которые отселе еще будут держаться веры жидовской и сарацинской, повинны смерти". Так разошлось собрание, и в тот же день крестил блаженный Константин до двухсот человек, которые отверглись мерзости языческой и беззаконной женитьбы. Сам каган написал послание к императору греческому, благодаря его за то, что прислал к ним столь премудрого мужа, возвестившего им веру христианскую, которую и сам каган надеялся принять, а между тем позволил каждому креститься по своей воле и обещал сохранять приязнь к царству Греческому.
Каган, отпуская от себя философа, предлагал ему многие дары, но он их не принял, говоря: "Если хочешь сделать мне угодное, отпусти со мною всех греческих пленников, которые здесь находятся, и это будет мне свыше всякого дара". С любовью исполнил каган человеколюбивое желание своего гостя и отпустил до двадцати пленников с блаженными учителями, просветившими землю Хазарскую. С радостью устремились они в обратный путь и шли безводною степью; жажда одолела их в пустыне, где не обреталось источника сладкой воды; нашли только кладезь соленый и не могли вкусить из него воды, которая на вкус была подобна желчи. Спутники разбрелись искать воды по окрестностям; блаженный же Константин сказал брату своему Мефодию: "Не могу более терпеть жажды; почерпни для меня хотя этой воды; тот, кто преложил некогда для Израиля горькую воду в сладкую, может и для нас сделать то же утешение". Почерпнул Мефодий, и сладкою, и студеною оказалась вода для всех, которые ее вкусили; все прославили Бога, творящего чудеса ради своего угодника.
Благополучно достигли они Корсуни, где были приняты с любовью архиепископом. Восстав после вечери, блаженный Константин сказал ему: "Сотвори мне, владыко, молитву и благослови меня, как отец благословляет свое чадо последним благословением". Слышавшие сие думали, что на другой день рано философ хочет оставить Корсунь, но Константин втайне сказал некоторым: "Не мы, но святитель оставляет нас, ибо завтра отходит к Господу"; так и случилось: на другой день преставился архиепископ. Прежде нежели достигнуть Царьграда, блаженный Константин совершил еще великий подвиг, обратив от суеверия к вере истинной одно племя в пределах Фулы, или Сурожских. Там было требище идольское при древнем дубе, к которому никто не смел прикасаться, ибо такое было поверье, что от сего дуба нисходят благословение и дожди плодоносные. Поскорбел духом философ о слепоте заблуждающихся и проповедал Бога истинного собравшемуся народу. Немедленно велел он срубить и сжечь идольское древо, и столь убедительно было его слово, что старейшина и за ним весь народ целовали Евангелие, которое он держал. Со свечами в руках, воспеваяпеснь Богу вслед за философом, подошли они к древу; Константин первый ударил по нем секирою, по его примеру все прочие с усердием начали поражать дерево и, срубив его с корня, ввергли в огонь; в ту же ночь благодатный дождь оросил землю и тем утвердилась вера в народе.
Посольство блаженных Константина и Мефодия к славянам
По возвращении в Царьград с великою почестью приняты были просветители хазар от царя и патриарха как апостолы Христовы, проповедавшие веру истинную между язычников. Собор архиереев хотел возвести их на высшие степени духовные, но они смиренно уклонились от всех почестей. С трудом могли убедить Мефодия принять на себя игуменство в одной из обителей, называемой Полихрон, где было до семидесяти иноков; Константин же остался при соборной церкви Св. Апостолов, и там упражнялся в молитве. В храме Св. Софии находились золотые сосуды, принадлежавшие царю Соломону, которые похищены были Титом из разоренного храма иерусалимского и перенесены в Рим; при разгроме древней столицы царем Вандальским Гензериком взяты они были в Африку и оттуда перешли в Царь-град, когда пало царство Вандальское оружием Велисария пред императором Иустинианом; он отдал сосуды для хранения в новый храм свой Св. Софии; между ними был потир из драгоценного камня, на котором начертаны три неведомые дотоле надписи еврейские. Философ разъяснил таинственный смысл их, возвращавший славу нового царя Давида, и разгадал самое число лет, девятьсот девять, протекших от Соломона до Христа, к которому относилось сие пророчество.
Около сего времени, то есть 860 года, должно предполагать странствие блаженного Мефодия к болгарам для обращения в христианство царя их Богориса, или Бориса, с его народом; хотя событие сие не упоминается в житии Мефодия, но о нем говорит летописец греческий Иоанн Куропалат. Он пишет, что при царе Михаиле болгарский властитель, начинавший уже склоняться к христианству, но еще державшийся обычаев языческих, просил из Царьграда искусного иконописца для расписания своих палат, и послан был от царя и патриарха опытный в сем деле инок по имени Мефодий, но с иною высшею целью. Богорис велел изобразить ему на стенах различные ловитвы, птиц, и зверей, и драконов, и что-либо ужасное, на которое не мог бы без страха взирать человек. Благоговейный же инок, ничего не ведая, что могло бы быть страшнее второго Христова пришествия и геенны, на одной обширной стене палаты изобразил последний суд и различные муки геенские. Любопытствовал царь Болгарский уразуметь таинственный смысл сего невиданного им дотоле изображения; Мефодий, пользуясь благоприятным случаем, объяснил ему, каким образом стоящих одесную судии праведников венчают ангелы царственными венцами и воздают на небеса, а стоящих по левую сторону грешников похищают дьяволы и ввергают в муки геенские. Ужаснулся Борис, внимая изъяснению страшных образов, и, убедившись в истине христианства проповедью мудрого иконописца, послал в Царьград к императору и патриарху, просить себе епископа и священников, которые бы окрестили народ болгарский; это было началом обращения славян к учению христианскому.
Вскоре после сего и другие князья племени славянского начали обращаться к вере. Ростислав, князь моравский, по внушению Бога, хотящего всем человекам спастися и в разум истинный прийти, совещался с племянником своим Святополком и Коцелом, князем Паннонии, с вельможами и народом, и послал от себя избранных людей к императору в Царьград, с таким словом: "Народ наш уже отвергнул идолослужение и желает держаться христианского закона; но мы не имеем такого учителя, который бы совершенно научил нас святой вере и нашим языком наставил бы нас на закон благочестивый, дабы и другие страны, взирая на нас, нам подражали. И так молим тебя, владыко, попекись о спасении нашем и пошли нам такого епископа и учителя, ибо от вас всегда исходит добрый закон во все страны". Князья славянские имели причину обратиться за духовным просвещением в Царьград как столицу просвещения того времени, ибо приходившие к ним священники латинские не знали языка их для перевода книжного.
Император Михаил соборно совещался по случаю сего посольства с знаменитым по своему просвещению патриархом Фотием, который восседал тогда на кафедре Константинопольской, и весь освященный Собор рассудил просить опять блаженного Константина идти вместе с братом его Мефодием к народам славянским, как они ходили к хазарам. "Слышал ли о прошении князей славянских? - говорил ему император. - Знаю, что ты много уже потрудился и теперь болезнен телом; но никто иной не может исполнить сего, кроме тебя; я дам тебе дары многие князьям моравским, ты же возьми брата своего, игумена Мефодия, идите вместе, ибо вы оба из Содуни, а солуняне все чисто беседуют по-славянски". Последние сии речи находятся в так называемом Паннонском житии св. Мефодия и объясняют, почему оба именитых брата предпочтительно были посланы к славянам.
Константин отвечал царю: "Хотя и труден я и болен телом, но иду к славянам, если они имеют буквы для своего языка". Царь говорил ему: "Дед мой и отец искали их и не обрели; как же я могу их обрести?" Философ опять отвечал: "Как же можно на воде писать беседы? А изобретение новых может навлечь имя еретика". Опять возразил царь: "С правдою и умом твоим, если хочешь, то может и тебе даровать Бог то, что дает всем, которые просят, не сомневаясь". По своему обычаю, св. Константин наложил на себя пост и заключился на молитву в келье, и не один, но с другими споспешниками того же духа (то есть с теми учениками, которые должны были ему содействовать в деле проповеди); пламенно помолился он, чтобы Господь явил ему славянские письмена, и услышал Господь молитву рабов своих. Тогда, сложив или устроив письмена, написал беседу евангельскую, то есть приступил к переводу Евангелия на славянский язык, и начал с боговдохновенных слов Иоанна: "Искони бе Слово и Слово бе от Бога и Бог бе Слово". Неизвестно, до какой степени пользовался он тем переводом, который обрел в Корсуни, или вновь изложил свой.
Возрадовался император сему новому подвигу боговдохновенного философа и прославил Бога вместе с патриархом и со всем освященным Собором. Он послал богатые дары князьям моравским и написал от себя послание к Ростиславу: "Бог, повелевающий всякому прийти в разум истины, видев веру твою, сотворил великое дело в наши времена, явив письмена вашему языку, чего не видано было прежде, и он причелся к тем древним языкам, которыми от давних лет прославляется имя Божие. Посылаем к тебе того самого честного мужа, чрез которого Господь открыл сии письмена, философа благоверного и весьма книжного, который несет тебе дар, честнее всякого злата и камней драгоценных. Содействуй ему утвердить вашу речь и взыщи Бога, не ленясь ни на какой подвиг, чтобы и ты, приведя своих в Божий разум, восприял за сие мзду и в сем веке, и в будущем".
Есть недоумение о блаженном Константине, которое, однако, может разрешиться из самого хода событий: в Прологе и в Минеях святителя Димитрия сказано, что император и Собор убедили философа, хотя и против его желания, восприять сан епископский, чтобы идти проповедовать к славянам; но об этом не упоминается в славянских или паннонских житиях Кирилла и Мефодия; только в одном намекается, что перед смертью своею в Риме Кирилл сложил с себя епископство и облекся в иночество, то есть в схиму.
Но могло ли быть иначе? Когда и сам Ростислав просил у императора в письме своем не только учителя, но и епископа, который должен был устроить у славян божественную службу, а в житии Мефодия сказано, что он во всем с покорностью повиновался философу, хотя и был старший брат, и это может также относиться к святительскому сану Константина.
Успешно было посольство обоих братии в земле Славянской, где их приняли с большою честью; там провели четыре с половиною года в апостольском своем подвиге: сперва в Моравии у князя Ростислава, а потом в Паннонии у князя Коцела, который был еще язычник, но, несмотря на то, почтил философа и, возлюбив книги славянские, сам начал учиться письменам и дал Константину пятьдесят юношей для обучения грамоте. Тогда отверзлись, по слову пророческому, ушеса глухих во услышание книжного словеси. Блаженный Константин, переложив на славянский язык весь церковный чин, устроил полное богослужение в новообращенной земле Славянской: утреня и вечерня и самая литургия начали совершаться, к общему утешению, на языке, дотоле чуждом славословию Божию, и это также свидетельствует о его епископском сане, ибо если бы сам не рукополагал, неоткуда было бы ему заимствовать иереев для богослужения славянского.
Успех его проповеди, по зависти дьявольской, возбудил зависть и в человеках, ибо священники римского обряда, приходившие из Италии и Германии обращать славян и мало имевшие успеха, потому что не могло быть доступно народу богослужение на языке латинском, с негодованием видели, как быстро распространялась проповедь пришельцев греческих и что область Паннонская переходит таким образом из под ведения римского к престолу цареградскому. Спор за области славянские был главною причиною разрыва между папою Николаем и патриархом Фотием, которого бы охотно признал, если бы только уступил он славянские народы Риму. Архиереи и священники латинские старались распространить мнение, что не подобает прославлять имя Божие на сем новом и, по их мнению, варварском языке, ибо если бы Господу было сие угодно, то давно бы уже были изобретены письмена славянские. Они позабыли, что еще в IV веке изобретены готские письмена для перевода Священного Писания, кроме иных восточных языков.
Однако козни латинские не препятствовали совершаться делу христианскому, и Константин перешел в Паннонию, где, пользуясь благорасположением князя, испросил себе в дар, как некогда у хазар, вместо злата и серебра за слово евангельское, до девятисот пленников греческих, которых отпустил на свободу в их землю. Между тем патриарх Фо-тий, пославший к славянам обоих блаженных братьев, уже был низложен с престола и прежний патриарх Игнатий заступил его место; скончался и гонитель Фотия папа Николай, и на Соборе Константинопольском восстановились сношения Греческой Церкви с преемником его Адрианом. Но не прекращались козни епископов немецких против славянских учителей, хотя и рады были славяне слышать величие Божие на родном своем языке, как свидетельствует наш Нестор. Еще папа Николай требовал к себе проповедников, которые вынуждены были держать сильное прение с латинскими учителями о богоугодном деле; оно происходило в Венеции, или Млетках, по славянскому названию сего города, на пути их в Рим.
Собрались епископы с иноками и начали укорять философа: "Скажи нам, как мог ты изобрести славянские письмена для преложения книжного и поучаешь письменам сим, когда доселе никто не изобретал их, ни апостолы, ни папа Римский? Три только признаем мы языка, которыми прославляется имя Божие: еврейский, эллинский и латинский, на коих была начертана надпись на кресте Господнем". Благоразумно отвечал им философ: "Не на всех ли равно изливается дождь от Бога, по слову евангельскому, и солнце не всем ли равно сияет, и не все ли одинаково дышим мы воздухом? Как же не стыдитесь вы три только признавать языка, а прочим повелеваете быть глухими и немыми, как будто Господь не может даровать им тот же дар! Это ваше темное мнение западное; мы же, восточные, знаем многие народы, имеющие свои письмена и на своем языке прославляющие Бога; таковы суть: армяне, персы, авазги, иверы, готы, обры, хазары, аравляне, копты, сирийцы и иные. Если не хотите сего уразуметь и видеть их книги, научитесь истине хотя из Священного Писания; не вопиет ли Давид: пойте Господа вся земля, и апостол говорит: аще безвестен глас, даст труба, кто готов на брань? Равным образом, если и вы не выразите языком разумного слова, как может быть понятно говоренное вами, вы только будете напрасно поражать воздух. Есть ли хотя один народ во вселенной, не имеющий своего языка? Если же не буду знать силы его гласа, то я в отношении его буду варвар, равно как и он для меня; посему и вы, если хотите быть ревнителями духовными к назиданию Церкви, просите себе от Господа дара языков. Вспомните, что говорит апостол Павел коринфянам: "Кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а Богу, потому что никто не понимает его; он тайны говорит духом; а если я теперь приду к вам, братия, и стану говорить на незнакомых вам языках, то какую принесу вам пользу, когда не изъяснюсь вам или откровением, или познанием, или пророчеством, или учением? Если ты будешь благословлять духом, то стоящий простолюдин как скажет "аминь" при твоем благодарении, ибо он не знает, что ты говоришь. Ежели вся Церковь сойдется вместе и все станут говорить незнакомыми языками, войдут же к нам незнающие и неверующие, то не скажут ли, что вы безумствуете? Но если пророчествуют и войдет кто из неверных или невежд, он будет обличаем всеми и от всех истязуется, и таким образом тайны сердца его обнаружатся; он падет ниц, поклонится Богу и скажет: воистину с вами Бог!"" (1 Кор 14:2, 6, 16, 23, 24, 25). Обличив их сими апостольскими словами и самым делом своей проповеди, для них дотоле неуспешной между славян, он оставил посрамленным весь Собор латинствующих, ибо его устами вещала самая истина.
Странствие в Рим и преставление св. Кирилла
Папа Адриан II, Апостолик (Pater Apostolicus), как сказано в житии Паннонском, услышав о проповеди блаженных братии, пожелал их видеть лично и как ангелов Божиих принял в Риме. Сам он вышел к ним навстречу со всем своим клиром и со всеми гражданами, держа в руках свечи, ибо известно было папе, что несут они с собою мощи священномученика Климента, епископа Римского. Многие чудеса и исцеления ознаменовали святыню мощей сих, облегчились недуги страждущих различными болезнями и ради усердия к памяти святого Климента отпущены были на свободу многие пленники. Адриан, знавший о неправильных притязаниях латинствующих епископов против блаженного философа за преложение славянских книг, осудил слепую ревность притязателей и с особенною честью принял вновь преложенные книги.
Если, быть может, покажется странным или особенно благоприятным Риму то, что первые учители славянские, будучи посланы сперва от патриарха цареградского, обратились наконец к папе, то здесь должно принять в соображение обстоятельства местные: патриарх Фотий, их пославший на дело проповеди, уже лишен был своей кафедры; место его заступил Игнатий, бывший в совершенном единомыслии с Адрианом; следственно, при восстановлении согласия обеих Церквей, блаженные учители могли безразлично обращаться к тому или другому предстоятелю нового или ветхого Рима. К тому же Иллирик, место их проповеди, был спорною областью между обеих кафедр, и сильно было влияние римское на славян; нужно было отстранить оное и прекратить козни латинствующих для достижения священной цели, иначе бы совершенно остановилось дело проповеди; итак предстояла необходимость искать разрешения сего вопроса в Риме, отколе один только папа мог усмирить нападения западных епископов. Но вот что достойно внимания и на что мало обращают оное западные: папа Адриан принял в свое общение учителей восточных и признавал их совершенно православными, хотя они исповедовали догмат об исхождении Духа Святого от одного лишь Отца, сходно с древним истинным символом восточным, и не мог сего не ведать Адриан, ибо патриарх Фотий, пославший сих учителей к славянам, первый начал обличать нововведение латинское в догмат веры.
Папа, приняв славянские книги из рук блаженного Константина, освятил их на престоле древнейшей из всех базилики Св. Марии и вместе с ним совершил там божественную литургию; тогда же сам рукоположил брата его Мефодия в пресвитеры и повелел двум своим епископам, Формозу и Гавдериху, посвятить учеников славянских во диаконы и пресвитеры в залог общения церковного. При посвящении совершена была торжественная служба в храме Св. Петра, отчасти на латинском языке, отчасти на славянском, для того чтобы и сей новый язык ввести в употребление церковное. В следующие дни совершалась опять литургия по принятому в Риме порядку в различных базиликах столицы, что называлось стояниями "Stationes": у Святой Петрониллы, потом в церкви Св. Апостола Андрея Первозванного, обошедшего пределы Скифии., а на третий день за городом, в базилике великого учителя языков апостола Павла; ночью была там божественная служба над его святым гробом по-славянски, как бы в значение того, что и сей новый язык обращенного им к Богу Иллирика уже созрел для славословия Божия.
Не видно из жития, чтобы участвовал сам папа в сих священнослужениях, хотя и есть некоторые подробности, что вместе со славянами служил в базилике Св. Павла некто святой Арсений, один из семи подгородных епископов римских, составлявших первоначально собственную область святителя Римского, доколе не разрослась она в патриархат; это, вероятно, был епископ Остийской, ибо его епархия начиналась близко от сей базилики; служил с ними и пресвитер Анастасий, блюститель книгохранилища римского, который был посылаем папами на Собор цареградский и записал его деяния. Блаженный Константин вместе с братом Мефодием и учениками своими восхвалял за сие Бога; между тем римляне непрестанно приходили к нему с вопросами о новых письменах славянских, и каждому из совопросников давал он удовлетворительные ответы. Но уже от многих трудов своих начал изнемогать блаженный философ и впал в тяжкую болезнь, которая продолжалась до пятидесяти дней; во время болезни было ему божественное откровение о скором его преставлении, и возвеселился духом труженик; радостно воспел он антифоны первого гласа, изображающие разрешение души от тела: "О рекших мне, внидем во дворы Господни, возвеселися дух мой, срадуется сердце". Весело провел он весь этот день, говоря своим присным: "Отселе я уже не слуга царю или кому-либо иному на земле, но только Богу Вседержителю от ныне и до века, аминь".
На другой день поспешил он облечься в схиму великого ангельского чина, изменив имя свое Константина на Кирилла, и пребывал постоянно в молитве, во все продолжение своей тяжкой болезни. Чувствуя приближение кончины, блаженный философ говорил брату своему Мефодию: "Брат мой возлюбленный, мы были оба с тобою как дружная пара волов, одну возделывающих ниву, и вот я падаю на бразде, оканчивая знойный день свой долу; знаю, что ты любишь паче всего гору Олимпийскую, но не моги, ради любви сей, оставлять нашего учения, ибо более можешь спасти себя сим подвигом, нежели созерцанием". Имел он причину так увещевать брата своего, ибо слышал, что князь Паннонский Коцел присылал просить папу Адриана, чтобы отпустил к нему блаженного учителя Мефодия в епископы, и папа отвечал: "Не к тебе одному пошлю его, но ко всем странам славянским, как учителя, от Бога им данного и от верховных апостолов".
В предсмертные минуты болезненный Кирилл воздвиг преподобные руки свои и со слезами вознес теплую молитву к Богу о себе и о духовных своих чадах: "Господи, Боже мой, сотворивший все ангельские силы бесплотных, распростерший небо и все создавший из небытия в бытие, Ты, всегда и везде послушающий творящих волю Твою, боящихся Тебя и хранящих Твои заповеди, послушай и мою молитву в исходный час сей! Сохрани верное Твое стадо, которому приставил меня, неключимого и недостойного раба Твоего, избавляя его от всякой безбожной языческой злобы и всякого хульного еретического языка; утоли триязычную ересь, восстающую против твоего славословия, и возрасти Церковь твою во множество языков, всех соединяя единомыслием и единодушием в Твоей вере, чрез правое ее исповедание. Вдохни в сердце сей новой паствы Сына Твоего, слово Твоего учения, ибо оно есть Твой дар, Тебе же приносимый, когда Ты нас восприял, недостойных, на проповедание Евангелия Христова, и направи ее на дела Тебе угодный, ибо то, что Ты мне дал, как Твое Тебе я предаю; устрой верных Твоих силою Твоей десницы и покрой их кровом крил Твоих, да все хвалят и славословят великое имя Твое Отца и Сына и Святого Духа, вовеки аминь". Преподав всем последнее лобзание во Христе, он произнес: "Благословен Господь, который не дал нас в добычу зубам их! Душа наша избавилась, как птица, из сети ловящих: сеть расторгнута, и мы избавились" (Пс 123:6-7). С этими словами предал святую душу свою в руки Божий, еще в силе возраста, но изможденный трудами апостольскими, ибо не более сорока двух лет имел от рождения; скончался же февраля в 14-й день, индикта 2-го от Рождества Христова в лето 869-е.
Папа повелел всем грекам, которые находились в Риме, также и всем римлянам со свечами в руках провожать тело усопшего подвижника в церковь для отпевания, и сам Адриан со всем своим клиром совершил над ним надгробное пение: такую почесть воздал он блаженному учителю и первому епископу новообращенных славян, который принес в Рим сокровище мощей священномученика папы Климента. Мефодий, безутешный о кончине брата, просил сперва Адриана дать ему священные останки Кирилла для отнесения их на родину, ибо мать, отпуская их, заклинала единоутробных: что тот из них, кто первый отыдет на суд, должен принести брата в свою обитель солунскую и там его погрести. Исполняя волю родственную, папа велел вложить тело Кирилла в раку и, закрыв ее, держал семь дней при церкви, доколе пришельцы славянские собирались в путь свой. Между тем епископы римские говорили папе: "Если Господь привел ходившего по многим землям блаженного сего философа здесь положить свою душу, то здесь и подобает ему лежать как мужу честному и святому".
Папа отвечал: "Ради святыни его и любви преступлю я римский обычай и положу его в собственном моем гробе, в храме Св. апостола Петра". Но Мефодий говорил святейшему: "Если уже ты не хочешь меня послушать и не отпускаешь со мною брата моего, то да будет тебе благородно положить его в церкви Св. Климента, которого мощи принес он с собою в Рим". Согласился Адриан и опять повелел собраться епископам, инокам и народу с возженными свечами, чтобы с честью проводить усопшего до места упокоения. Когда принесли с псалмопением раку в церковь Св. Климента и хотели опустить ее в землю, епископы сказали Адриану: "Отгвоздим крышу, чтобы видеть, цело ли тело и не взяли ли с собою присные часть от него". Но сколько ни старались извлечь гвозди из раки, по смотрению Божию никак не могли сего достигнуть и вынуждены были опустить в землю заключенную раку. Блаженного Кирилла погребли по правую сторону алтаря в церкви Св. Климента, и многие начали истекать чудеса от его гроба. Римляне еще больше стали питать уважения к его святости и, написав честную его икону, поставили над его гробницею; неугасимые свечи горели день и ночь пред ликом блаженного учителя славян, и все присные ему и чуждые, вознося теплые пред нею молитвы, славили Бога, прославляющего святых своих во всех языках.
Святительство Мефодия
Воздав последний долг святому Кириллу, папа Адриан послал Мефодия, брата его, на его место в чаянии присвоить себе новую церковную область, получившую начало из Царьграда. Он написал грамоты от себя князьям славянским такого содержания: "Адриан, епископ, раб рабов Бо-жиих, князьям Ростиславу, Святополку и Коцелу: слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение. Слышали мы о вас нечто духовное, чего издавна жаждали с молитвенным желанием, вашего ради спасения: каким образом воздвиг Господь сердца ваши искать его и показал вам, что не только верою, но и добрыми делами должно служить Богу, ибо вера без добрых дел мертва, и те от нее отпадают, которые думают, что можно ведать Бога и не приближаться к Нему делами. Вы просили себе учителя, не только у сего апостольского престола, но и у благоверного царя Михаила, который, предупредив нас, послал к вам блаженного философа Константина с братом его Мефодием. Они же, уведав, что нашему престолу подлежат страны ваши, ни в чем не преступили канона, но к нам пришли и принесли мощи св. Климента папы, от чего исполнились мы сугубой радости. Ныне же, по надлежащем испытании, решились мы благочестивого сына нашего Мефодия послать с другими учениками в страну вашу как мужа, совершенного разумом и правоверием, чтобы он научил вас, так как вы сего просили, при помощи книг церковных, переведенных на ваш язык Константином философом с божественною благодатию ради молитв св. Климента. Если кто и другой возможет достойно и правоверно прелагать священные книги на язык ваш, чтобы вы удобнее могли познавать заповеди Божий, то да будет сие свято и благословенно Богом, и нами, и всею Апостольскою Церковью. Одного только держитесь обычая, чтобы на литургии сперва читаны были Апостол и Евангелие по-римски, а потом по-славянски, дабы таким образом исполнилось слово Святого Писания: "Яко восхвалят Господа вси язьщы", и еще: "Вси возглаголют языки различными величия Божия, яко же даст им Дух Святый". Если же кто из находящихся у вас учителей будет отвращать вас от истины и дерзнет охуждать книги языка вашего, да будет отлучен по суду церковному доколе не исправится, ибо такие развратители суть волки в одеждах овчих, которых можно распознать по делам их и от них охраняться. Вы же, чада возлюбленныя, послушайте учения Божия и не отриньте наказания церковного, чтобы вам обрестися истинными поклонниками Божиими и чадами Отца нашего небесного со всеми святыми его, аминь".
Святой Мефодий, возвратившись в область Коцела пресвитером, вскоре должен был по желанию князя снова отправиться в Рим для посвящения в епископа. Ревностный князь Коцел скорбел о неимении пастыря в своих пределах и отправил двадцать избранных мужей в Рим с прошением к папе, чтобы поставить Мефодия на епископство в Паннонию, на кафедру св. апостола Андроника, единого от семидесяти; папа Адриан охотно исполнил его прошение. Вскоре великий подвижник должен был искать себе у папы защиты от гонений немецких епископов Моравии, которые простирали свои притязания и на Паннонию и не могли видеть там равнодушно водворения славянского епископа, ибо древний враг человечества воздвиг новые крамолы на проповедников истины. Несчастная война князя Ростислава с императором немецким еще более подчинила Моравию влиянию западному: возникли междоусобия, Ростислав взят был в плен и ослеплен; племянник Ростислава Святополк овладел его княжением. К сему новому властителю, нрава сурового и преданного страстям своим, обратились епископы немецкие с клеветами против Мефодия.
"Ты учишь в нашей области", - говорили они святителю славян, и он смиренно отвечал им: "Если бы знал я, что сия область ваша, никогда бы не дерзнул в нее взойти, но я хожу правдою по власти, мне данной от апостольского престола; если же вы ради лихоимства вопреки законов наступаете на древние пределы наши, возбраняя нам учение Божие, блюдитесь, чтобы не напрасен был труд ваш: костяным черепом пробивать железную гору". Завистники грозили ему смертью, но он спокойно отвечал им: "Истину говорю пред царями и не стыжусь, а вы творите волю вашу на мне, ибо я не лучше тех, которые за исповедание правды многими муками окончили житие". После многих прений, которыми не могли одолеть латинствовавшие проповедника истины, сказал наконец князь Святополк: "Не утруждайте моего Мефодия, ибо уже он, как бы близ печи трудившийся, весь покрыт потом"; но Мефодий отвечал ему: "Некогда народ, встретя в таком виде философа, говорил ему: "Отчего ты весь в поту?" И он отвечал: "Препирался я с грубою чадию"".
Так разошлось собрание, но не удовлетворились гонители; во главе их стоял латинский пресвитер Рихбальд, которому вверено было наблюдение сей области от архиепископа Зальцбургского. Не могло спасти Мефодия покровительство ревностного Коцела, ибо против проповедника успели восстановить императора германского Людовика и сына его короля Карломана, под влиянием коих находился Святополк, неправильно овладевший престолом дяди своего Ростислава. Мефодий выдан был немцам и отправлен в Швабию, где пробыл в заточении два года с половиною. Он там окончил бы дни свои в изгнании, если бы не вступился за него преемник Адриана Иоанн VIII. Папа писал около 874 года два строгих послания к императору и королю Карломану, господствовавшему над Паннониею, требуя, чтобы они позволили епископу Мефодию свободно и беспрепятственно отправлять дела епископские, не нарушая преимуществ кафедры Петровой, которой подчинена Паннония, ибо Мефодий правильно рукоположен и по благодати Божией послан от апостольского престола. Увещевал и князя славянского ввериться попечению посланного к ним пастыря; своевольным же епископам, дерзнувшим восстать на Мефодия, объявил гнев свой и запретил им священнослужение, доколе не отпустят узника. Связанные клятвою первосвященника Римского, латинские епископы области карломановой, принуждены были отпустить Мефодия, но не в Моравию, к князю Святополку, а в Паннонию, к князю Коцелу, с угрозою, что если будет держать его у себя, не пройдет ему сие даром; но сами они не избежали суда св. Петра, ибо четверо из сих епископов скоропостижно скончались.
Наконец и моравские славяне увидали, что немецкие епископы менее заботятся об истине Христовой, нежели о власти своей над ними, подавляя у них славянское богослужение, и, прогнав от себя корыстных пастырей, просили папу прислать им опять Мефодия. Исполняя их желание, папа провозгласил его архиепископом Паннонским и Моравским; с того времени, по свидетельству очевидца, учение божественное быстро стало распространяться, язычество и суеверие исчезали и самое княжение Святополка начало процветать. Святополк вверил архипастырю надзор над всеми церквами, и под его благодатною сенью умножились священники и иноки по всем городам Моравии; враги бежали оружия Святополкова, осеняемого благословением Божиим в день брани и молитвою святителя, который силен был словом и делом пред всеми людьми. Была ему дана свыше и благодать пророческая, и все его предсказания сбывались.
Один князь языческий княжил над Вислою и, надеясь на свое могущество, ругался над христианами, делая им много зла. Мефодий послал сказать ему: "Лучше бы тебе волею креститься в своей земле, нежели по нужде креститься на чужбине, и тогда ты меня вспомнишь". Слово святительское исполнилось над непокорными. Несколько времени спустя Святополк воевал против язычников и не было сперва успеха его оружию. Приближался праздник апостолов, и добрый пастырь послал сказать князю: "Если ты обещаешь мне вместе с своею дружиною праздновать у меня день верховных апостолов, то верую Богу, что скоро предаст тебе врагов твоих". Поверил человеку Божию князь моравский, и вскоре славная победа увенчала его оружие. Еще один богатый вельможа женился вопреки церковным правилам на близкой родственнице (невестке), и сколько ни убеждал его святитель, не мог внушить, однако, расторгнуть нечестивый брак, ибо латинские священники, именуя себя Божиими рабами, из видов корысти потворствовали ему, чтобы таким образом отдалить его от Церкви. Наконец Мефодий сказал преступному: "Придет время, когда уже лукавые обольстители не в силах будут помогать тебе, и ты вспомнишь тогда слова мои, хотя и поздно". Приговор святительский исполнился: погибли оба виновных супруга так, что не обрелось даже их праха. Много иных случаев прозорливости человека Божия осталось в памяти назидаемого им народа, который искал он обратить на путь заповедей Христовых словом учения и примером благих дел.
Снова вооружился на него древний враг человеческий и поднял, как некогда на Моисея, мятежный сонм Дафана и Авирона; одни восставали явно, другие же втайне волновали умы; главными двигателями злобы были те, которые болели ересью иопаторскою, как она названа в житии Мефодиевом, или сынеотеческою, то есть что Дух Святой исходит не от Отца единого, но и от Сына. Но не прямо обвиняли они проповедника истины в том, что держался древнего Символа Веры, как учит доселе православная церковь, потому что в то время еще и в Риме содержали правильное учение об исхождении Духа Святого от Отца; они только вообще обвиняли пред папою Мефодия, будто отступает от учения римской церкви, ведет народ к заблуждениям и учит не так, как обещал устно и письменно пред Апостольским престолом. Изумился такому обвинению папа, как он это изъяснил в послании своем к князю Святополку, которого убеждал держаться истинного учения Римской Церкви, ибо слышал, что и он колеблется; посему внушал ему, что если кто-либо из епископов или пресвитеров посмеет проповедать ложное учение, то он, движимый усердием, должен отвергнуть оное и держаться истины.
Но между тем другое обвинение сильно взволновало папу, ибо клеветники, пришедшие в Рим, говорили, что Мефодий не признает зависимости своей от папы и потому распространяет славянскую службу, нарушая чрез то латинское служение всего Запада, подчиненное папе. Опасаясь утратить власть свою на Моравию, папа, вопреки прежнему своему разрешению, послал епископа Павла Анконского в Моравию в 878 году и запретил совершать службу на славянском, а в следующем году вызвал и самого Мефодия в Рим, написав князю Святополку, что он приглашает его к себе для того, чтобы испытать лично, так ли он учит и верует, как обещал Апостольскому престолу? Самому Мефодию написал папа: "Слышали мы, что поешь литургию на языке варварском, то есть славянском, и потому тебе запретили грамотою нашею, чрез Павла, епископа Анконского, совершать торжественно святую службу на языке сем, а только на латинском или греческом, как совершает оное Церковь Божия, рассеянная по всему миру во всех народах; проповедовать же или беседовать к народу на сем языке тебе дозволяется".
Мефодий поспешил явиться в Рим, чтобы оправдаться пред папою в несправедливых нареканиях, и засвидетельствовал о покорности Святополка и его народа Апостольскому престолу. Успокоенный в этом отношении папа, спрашивал Мефодия в присутствии других епископов: "Так ли он исповедует символ православной веры, как тому учит римская церковь и как обнародовали святые отцы на шести Вселенских соборах, согласно с словами Евангелия Христа Бога нашего, повсюду проповеданного?" и нашел его православным во всем церковном учении. Так выражается о сем испытании сам папа Иоанн в послании своем к Святополку, в котором оправдывал Мефодия. А каким образом исповедовал Символ Веры папа Иоанн, можно судить по тому, что папа Лев III, не принявший нововведения латинского fllioque, которое было ему предложено в 809 году императором Карлом Великим, велел вырезать символ сей без незаконного прибавления на греческом и латинском языках, на двух серебряных досках, которые поставил в базилике Св. Петра над гробом верховного апостола.
Столь ясное свидетельство истины, бывшее пред глазами папы Иоанна, не позволяло ему отступить от нее, и это объясняет то извинительное письмо, которое писал он о Символе Веры патриарху Фотию: "Мы знаем дурные слухи, которые принесли к вам о нас и о нашей Церкви, и потому я хотел объясниться пред вами прежде, нежели вы ко мне о том напишите. Вы знаете, что посланный ваш, объясняясь с нами касательно символа, нашел, что мы соблюдаем оный как прияли прежде, ибо знаем, какое тяжкое наказание заслуживает дерзающий сие учинить. Итак, чтобы вас успокоить по сему предмету, сделавшему соблазн в Церкви, объявляем вам еще раз, что не только мы так не произносим, но и по безумию дерзнувших учинить сие вначале, осуждаем как нарушителей слова Божия и исказителей учения Христова, апостолов и отцов, соборно предавшихнам символ; таких людей, дерзнувших действовать как Иуда, к нему и сопричисляем не потому, что они как бы тело Господа предавали смерти, но потому, что верных Божиих, которые суть его члены, раздирают расколом и предают их вечной смерти, а тем более и себя самих, подобно как оный недостойный ученик. Но я думаю, святыне вашей, исполненной мудрости, небезызвестно, что нелегко склонить к сему мнению остальных епископов наших и скоро изменить сей важный обычай, утвердившийся годами".
Так и о святом Мефодий писал папа Иоанн князю Моравскому: "Поелику он исповедал, что содержит и поет символ согласно с евангельским и апостольским учением, как учит и Римская Церковь и как предано от отцов, то мы, нашедши его православным и опытным во всяком церковном учении, опять обращаем его к вам для управления вверенною ему Церковию и повелеваем, чтобы вы приняли его с радостию как истинного пастыря вашего, достойного всякого уважения, ибо он утвержден в сане архиепископа нашею апостольскою властию". Не усомнился папа похвалить и славянскую грамоту, изобретенную Кириллом, и разрешить опять богослужение славянское, ибо, без сомнения, Мефодий объяснил ему, что это есть единственное средство для распространения христианства между славянами, и представил в пример Греческую Церковь, которая разрешала богослужение каждому народу на собственном его языке. Папа боялся утратить власть свою над славянами, если продолжится стеснительное запрещение, которое между тем старался как бы оправдать, и потому выразился таким образом в своем послании к Святополку: "Мы похваляем также письмена славянские, изобретенные философом Константином, которыми возглашаются подобающие хвалы Богу, и повелеваем, чтобы на сем языке возвещались дела и хвалы Господа нашего Иисуса Христа; ибо не тремя только, но всеми языками восхвалять Господа побуждаемся учением священным, которое гласит: "Хвалите Господа все языки и восхвалите его все людие", и апостолы, исполненные Духа Святого, на всех языках провещали величие Божие; посему и Павел, небесная труба, гласит: "И всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца" (Флп 2:11) и в послании своем к коринфянам довольно изъяснил нам, сколько назидают Церковь Божию, глаголющие разными языками. Посему нисколько не противно здравой вере и правому учению петь литургию на языке славянском или читать Святое Евангелие и священные писания Нового и Ветхого Завета, хорошо переложенные и истолкованные, и все прочие службы петь на семи языках, поскольку тот же Господь, создавший три главных языка - еврейский, греческий и латинский, - создал и все прочие во славу свою и похвалу".
Но благоприятствуя славянскому наречию, не хотел папа уничтожать и латинское, и потому таким образом заключил письмо свое к Святополку: "Повелеваем, впрочем, чтобы во всех церквах земли твоей Евангелие читано было сперва, ради большей важности, по-латински, а потом во услышание народу, латинского языка незнающему, по-славянски, как то бывает в некоторых церквах. Если же тебе и твоим судиям угоднее слышать обедню на латинском языке, внушаем служить пред тобою торжественные обедни по-латински". Желая, однако, угодить латинствующим, папа нанес большой вред возникавшей Церкви славянской, ибо он рукоположил в Риме священника Вихинга, присланного туда от князя Святополка, епископом города Нитры, и хотя повелел ему быть во всем послушным своему архиепископу, однако впоследствии сей Вихинг, проникнутый духом западным, оказался закоснелым врагом восточного православия и, причинив много скорби святителю Мефодию при его жизни, был виновником изгнания из Моравии преемника его Горазда и прочих учителей славянских. Не удовольствовавшись посвящением одного подначального епископа, папа желал, чтобы князь, с согласия своего архиепископа, послал к нему еще способного священника или диакона, которого бы мог посвятить в епископы для другой Церкви, где нужна будет кафедра, дабы в будущее время архиепископ с сими двумя епископами мог соборно ставить епископов в другие места. Папа повелевал еще, чтобы все духовные лица области Святополковой, славянского или иного племени, были подчинены исключительно одному святителю Мефодию, а непокорные, причиняющие соблазн или заводящие ересь, изгонялись бы из церкви и области сходно с наставлениями, данными святителю.
Когда возвратился Мефодий в свою церковную область, с радостью принят был он народом, который скорбел о его отсутствии, полагая, что он лишен престола, как рассеивали молву сию священники латинские. Одни только малодушные могли сему поверить, ибо они были шатки, как листья, движимые ветром. Всех утешила грамота первосвятителя римского, что он "обрел брата своего Мефодия правоверным и действующим апостольски: почему и подчиняются ему опять все страны славянские, и кого проклянет он, тот будет проклят, а кого благословит - благословен". Несмотря, однако, на одобрение папское, Святополк, наставляемый латинскими священниками, не оказывал должного уважения Мефодию, ибо сам был предан грубым страстям и избегал обличений святительских.
Через полгода после своего возвращения из Рима, в 880 году, Мефодий уже имел причину обратиться с жалобою к папе, как это видно из утешительного ответа Иоанна VIII. Папа похваляет ревность Мефодиеву, радуется, видя в нем мужественного почитателя православной веры, и желает, чтобы Господь ко благу святой своей Церкви освободил ее от всех сопротивных обстоятельств, изъявляя также великое сожаление по разным неприятным случаям, о которых узнал из письма Мефодиева, но письма сего не оказалось. "Ты мог это предвидеть, - продолжал папа, - из того, что мы уже лично убеждали тебя, когда явился к нам следовать учению Римской Церкви по достоверному преданию святых отцов и поручили тебе учить и проповедовать символ истинной веры. О том же писали мы и к славному князю Святополку послание, которое, по словам твоим, было ему вручено; другого же послания мы к нему не писали (вероятно, Мефодий изъявил какое-либо подозрение в своей жалобе). Не поручали мы также ничего тому епископу (без сомнения Вихингу, ибо другого не было) и не приказывали тебе делать что-либо другое. Тем менее можно думать, чтобы мы истребовали присягу от того епископа, ибо мы ничего не говорили об этом деле. Итак, удали сие сомнение и внушай во всех верных православную веру по евангельскому и апостольскому учению; не скорби также и о других искушениях, перенесенных тобою различным образом. Впрочем, если ты, путеводимый Богом, возвратишься к нам, мы законным образом положим конец всему, против тебя несправедливо начатому, и тому, что учинил вышепомянутый епископ несогласно с своею обязанностью, и по выслушании вас обоих не преминем укротить дерзкую его непокорность, нашим приговором".
Из сего послания можно видеть, что латинствующий епископ, подчиненный Мефодию, действовал против своего архиепископа, будучи поддерживаем Святополком и немецкими соседними епископами, которые не могли равнодушно видеть водворения греческого обряда и славянского языка в пределах западных, так как мы видим и впоследствии, что это было постоянным предметом их гонений, доколе не достигли наконец своей нечестивой цели. Влияние святого Мефодия было для них препятствием, но тотчас после его кончины Вихинг изгнал всех его учеников. Мефодий действительно возвратился бы в Рим (как говорится в литовской легенде, будто бы там он и скончался), если бы Бог продлил век благонамеренному папе Иоанну VIII, которого можно назвать последним защитником православия в Риме; но он скончался в следующем, 882 году, и вскоре после возникли те страшные беспорядки в Римской Церкви, которые набросили на нее столь мрачную тень в X в. Ближайшие преемники Иоанна, Марин и Адриан III, каждый не более одного года содержали престол римский, и первый из них, будучи легатом папским на Соборе Константинопольском, был враждебен патриарху Фотию, вероятно, не благоприятствовал и Мефодию. Святителю Моравскому надлежало опять обратиться на Восток не только для помощи своей Церкви, теснимой за греческие обряды, но и для того, чтобы оправдать себя в нарекании западных, будто бы император и патриарх в гневе на него за сближение с папою и что он не смеет им предстать; такое неблагоприятное расположение державы Греческой к епископу славян могло иметь опасное влияние и на отношения политические между греками и славянами. Но и в этом случае Господь рассеял клевету неприязни, ибо внушил в сердце самому императору, Василию Македонскому написать пригласительную грамоту к святителю славянскому такого содержания: "О человек Божий, весьма желаю тебя видеть; и так сотвори доброе дело, потрудись прийти к нам, чтобы я тебя еще однажды видел, доколе пребываю на этом свете, и принял бы твою молитву". Святой Мефодий поспешил исполнить волю царскую и принят был с великою честью царем и патриархом, которым был опять именитый Фотий. Сей просвещенный ревнитель удержал у себя одного священника и диакона из числа пришедших с Мефодием, и те славянские книги, которые он принес с собою, для того чтобы можно было употребить их с пользою для новообращенных болгар. Многими дарами осыпали император и патриарх св. Мефодия и по чрезвычайной к нему любви, исполнив все его прошения, с великою честью отпустили в его епархию, куда благополучно достиг он сквозь многие опасности трудного пути, ибо над ним совершились слова апостольские: "Много раз был в путешествиях в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями" (2 Кор 11:26).
Без сомнения, св. Мефодий воспользовался путешествием своим в Царьград, чтобы запастись там всем, что было необходимо для перевода Священного Писания, только начатого его братом, ибо и посреди всегда встречаемых препятствий от западных не оскудевала ревность его к сему богоугодному делу; мы видим, что он приступил к оному тотчас по возвращении своем из Царьграда. В Паннонском житии его сказано, что, отвергнув всякою молву и возложив печаль свою на Бога, приставил он к труду сему двух из учеников своих, скорописцев, по сану пресвитеров, и, ревностно занявшись переводом, в шесть месяцев переложил все Священное Писание Ветхого Завета, кроме книг маккавейских, с греческого на славянский язык. Начал он великий труд сей в марте месяце, а довершил к 26 октября, на праздник присного ему, великомученика Димитрия Со-лунского, покровителя его родины. Тогда воздал достойную хвалу Богу, ниспославшему такую благодать и желанный успех трудящимся, и со всеми своими учениками совершил торжественную службу в честь святого Димитрия: до такой степени близка была его сердцу память сего угодника Божия, что даже и сей вековой труд, которым оказал благодеяние всему племени славянскому, постарался окончить в столь священный для него день.
Памятен должен быть и для нас, славян, сей знаменитый день просвещения нашего довершением трудов блаженного учителя Мефодия. До того времени переведены были на славянский язык братом его Кириллом и отчасти им самим Псалтирь, Евангелие и Деяния с Посланиями апостольскими; но, без сомнения, переложены были и некоторые избранные чтения Ветхого Завета, необходимые для службы церковной, о которых упоминал папа Иоанн VIII, разрешая читать их на славянском. Таким образом, почти вся книга Бытия и пророка Исайи, притчей и премудрости Соломоновой и многие отрывки из прочих книг Моисеееых и пророчеств, которые по необходимости входят в состав церковной службы, должны были уже обретаться на славянском; это объясняет, почему так скоро, в течение полугода, мог собрать полный перевод Священного Писания блаженный Мефодий. Ревностный учитель славян присоединил к сему и перевод Новоканона, или правил соборных и отеческих, и переложил еще некоторые поучительные беседы из книг отеческих, сколько ему позволяло время. Таким образом составился почти полный круг церковный на языке славянском, который впоследствии дополнили его ближайшие ученики. Более присными и именитыми из них были: Горазд, рукоположенный им во епископа себе на помощь, Климент, бывший впоследствии архиепископом болгарским, и еще трое сана пресвитерского: Наум, Ангеларий и Савва, которые вмести с Кириллом и Мефодием прославляются под именем Седмочисленных в Церкви Болгарской, просвещенной их апостольскою ревностью.
При таком постоянном подвиге и при столь неусыпных ревнителях, что дивного, если, несмотря на все противодействия латинствующих и невнимание самого князя Святополка, все славянские племена, начиная с Хорвации и Далмации до границ Польши, слушали славянскую службу Мефодия и Церковь славянская широко распространилась в течение шестнадцатилетнего многомятежного его святительства. Самые чехи с князем своим Боривоем, которые до того времени еще не слышали учения Христова, приняли святое крещение от учеников ли святого Мефодия или от руки самого учителя славян, посетившего Вышеград, столицу Богемскую, как сказано в житии св. Людмилы, супруги Боривоевой. Сия праведная Людмила и святой внук ее Вечеслав, мученически убиенные, были первым цветом святыни, которую Церковь славянская принесла Господу и причла к лику своих святых. Многие иные племена славянские чрез распространение державы Святополковой присоединяясь к Моравии, вместе с тем присоединились и к сонму новообращенных чад Церкви Христовой.
В житии Паннонском Мефодия упоминается, что и король Угорский, пришедши на берега Дуная, пожелал видеть учителя славян, и хотя многие удерживали ревностного Мефодия идти к суровому властителю, еще языческому, полагая, что предаст его мукам, однако не усомнился блаженный и пошел, возложив на Бога свое упование. Предстал он перед лицом короля, и властитель Угорский, как подобает владыкам, принял его с великою честью и много утешился духовною беседою человека Божия. Он отпустил его с великими дарами и, провожая, говорил: "Поминай меня всегда, честный отче, во святых твоих молитвах". Это был последний подвиг Мефодия, записанный в житии его, и так сбылось над ним слово евангельское: "Никакой пророк не принимается в своем отечестве" (Лк 4:24), ибо святитель сей, претерпевший гонения от Святополка в своей церковной области, был уважаем, как ангел Божий, во всех окрестных странах. Князь Моравский, совершенно совращенный учителями латинскими, которые во всем льстили его грубым страстям, не обращал уже никакого внимания на речи Мефодия и поступал с ним как с врагом, ожидая только его кончины, чтобы изгнать его учеников.
Чувствовал уже блаженный Мефодий приближение своей кончины и радовался скорому упокоению от трудов своих, ибо много трудилась душа его, с ненавидящими мира был он мирен и часто вздыхал псаломски: "Горе мне, что пребывание мое продолжится!" (Пс 119:5). Подвигом добрым прославился он, веру соблюл и ему уже готовился венец правды, который воздает Господь, праведный судия, всем возлюбившим явление его (2 Тим 4:7-8). Когда спрашивали ученики, скорбевшие о предстоявшей разлуке: "Кого избираешь ты, честный отче и учитель наш, быть по тебе настольником твоей кафедры и продолжателем твоего учения?" - он указал на более именитого из всех, Горазда, говоря: "Горазд есть муж звания свободного и уроженец земли сей; он правоверен и хорошо знает книги латинские; буди над ним воля Божия и ваша любовь с ним, как и моя". За три дня до кончины предсказал о ней святитель князю Святополку, чтобы по крайней мере сим предсказанием, которое должно было исполниться в урочный день, утвердить в памяти его все прежние свои увещания. Господь не даровал ему утешение отпраздновать Пасху со своими учениками; в неделю цветную, за семь дней до Пасхи, уже болящий, с трудом пришел он в церковь и духовною беседою в последний раз поучил князя, клир и весь народ и, благословив всех, сказал на прощание ученикам: "Дети, стерегите меня до третьего дня". Когда же наступил сей предсказанный день, на рассвете вознес он преподобные руки свои к Богу и воскликнул: "В руки Твои, Господи, предаю дух мой!" и на руках иерейских почил, душу же его приняли святые ангелы, сопровождавшие его во всех путях жизни. Святой Мефодий скончался месяца апреля в 6-й день, индикта 3-го лета 885 после шестнадцатилетнего святительства на кафедре Паннонской и Моравской. Все ученики его собрались воздать достойную честь усопшему своему учителю и на трех языках пели над ним службу церковную, по-гречески, по-латыни и по-славянски; в соборной церкви положено было тело блаженного учителя и с великим плачем провожал народ доброго своего пастыря, который приложился к отцам своим и патриархам, пророкам и апостолам, учителям и мученикам. Все о нем стенали, малые и великие, богатые и убогие, свободные и рабы, вдовицы и сироты, странные и туземцы, ибо для всех был он все, по слову апостольскому, всех приобретая Христу.
"Ты же, о святая и честная глава, - молитвенно заключает описатель жития св. Мефодия, - молитвами своими призирай на нас, желающих тебя. Избавляй от всякия напасти учеников твоих, распространяй учение и прогоняй ереси, да и мы, достойно звания нашего здесь поживши, как твое стадо, станем с тобою одесную Христа Бога нашего, приемля от Него вечную жизнь, ибо Ему подобает слава и честь во веки, аминь".
Муравьёв Андрей Николаевич (1806-1874) камергер российского императорского двора; православный духовный писатель и историк Церкви, паломник и путешественник; драматург, поэт. Почётный член Императорской академии наук (1836).
Наверное, нет в России человека, который бы никогда не слышал о святых Кирилле и Мефодии. Именно они дали нашей стране, как и всем славянским народам, письменность - алфавит. Не надо объяснять, как важен и дорог этот дар: ведь без него славянские племена не смогли бы усвоить истинную веру в Бога, создать сильные государства, прекрасную культуру.Кроме этого, святые братья совершили множество духовных подвигов: они проповедовали веру в Святую Троицу разным народам, были великими молитвенниками и аскетами.
Святые братья Кирилл и Мефодий родились в начале девятого столетия по Рождестве Христовом в городе Солуни. Старший, Мефодий, (а всего в семье было семь сыновей), в молодости был воеводой подвластного грекам славянского княжества Славинии. Десять лет прослужил он Царю на этой высокой должности, мудро управлял подчинёнными ему людьми, мужественно противостоял врагам. Но постепенно душа молодого вельможи склонялась к тому, чтобы оставить пышные почести и мирскую суету и отдать себя на служение Единому Богу. В это время в Византии произошло большое несчастье: на царский престол взошёл иконоборец Феофил, который называл идолами святые иконы и запрещал воздавать им поклонение. Мефодий видел, как многие из людей, испугавшись иконоборцев, предавали Православную веру и начинали глумиться над изображениями Христа и Матери Божией, даже уничтожать их. Горько было Мефодию, когда он узнавал об этом. «Всё в этом мире суета. - Думал он. - Если люди не служат Богу, а только стараются устроить получше свою земную жизнь - они часто совершают страшные преступления…» Наконец, воевода решил расстаться со своим высоким чином, отказаться от земного богатства и славы, и всю свою жизнь посвятить Богу. Он ушёл на гору Олимп, где в то время было множество святых обителей, и принял там монашеский постриг.
Святой Кирилл был самым младшим в семье. Родители назвали его Константином (имя же Кирилл он получил значительно позже, когда принял великую схиму). Юный Константин рос умным, любознательным и благочестивым мальчиком. В семь лет он увидел знаменательный сон:
- Снилось мне - рассказывал Константин родителям - что воевода созвал всех девиц города и сказал мне: выбирай себе одну из них в невесты. И я выбрал самую красивую из девушек: со светлым лицом, украшенную драгоценными каменьями. А звали её София.
Поняли родители, что не простой сон видел их сын. «София» в переводе с греческого языка означает «Премудрость». А в Библии, в Ветхом Завете есть даже книга Премудрости Божией, написанная царём Соломоном. Премудрость - это не просто мудрость, не мудрость житейская; это - благодать Божия, научающая верное Богу сердце жить свято и разумно.Запомнили родители сновидение мальчика и стали обращать особое внимание на воспитание и обучение наукам своего младшего сына.
Однажды Константин вместе со своими друзьями отправился на соколиную охоту.Ветерок слегка шевелил листья деревьев; молодые охотники ехали верхом среди высокой травы, наслаждались прохладой солнечного утра и предвкушали богатую добычу. На руке у Константина, на специальной кожаной рукавичке сидел его любимец - молодой ловчий сокол. Вот мелькнула далеко впереди серая спина зайца. Юный охотник слегка приподнял руку, и, сверкнув на солнце стальным отливом перьев, мощная птица стрелой взмыла к небу. Быстрее, быстрее… Не уйти серому… С радостным замиранием сердца следит мальчик за соколом… Но что это?.. Невесть откуда налетевший порыв ветра подхватил птицу, закружил, понёс далеко в сторону… Погнал коня Константин, поскакал за своим любимцем, но где уж поймать его… За ветром не угонишься. Исчез сокол из виду. Долго искал его Константин и грустный вернулся домой. «Какая это жизнь - думал мальчик - радость почти всегда вызывает печаль, а если и не вызывает - то заканчивается ею. Люди всё делают, чтобы найти веселье - а оно бежит от них. Чем больше мы суетимся в поисках земного блаженства - тем больше огорчений встречаем на своём пути. С этого дня буду жить иначе. Стану искать Бога и премудрости Его - этого у меня никто не отнимет».
С тех пор Константин уже не участвовал в увеселениях своих сверстников, зато стал ещё прилежнее учиться, почти всё время проводя за книгами или в тёплой молитве к Богу. Особенно любил он читать писания святых отцов, из которых более всего почитал святого Григория Богослова.
Шли годы. Умер царь-иконоборец Феофил и императором стал его сын - юный Михаил.А поскольку царь был ещё малолетним отроком, Византией стала управлять его мать - мудрая и благочестивая царица Феодора.
Константин очень хотел учиться, постигать разные науки, но никак не мог найти учителя, который согласился бы заниматься с ним. В то время ещё не было таких школ и университетов, как теперь. Мальчик горячо молился, чтобы Господь помог ему исполнить своё заветное желание, и молитва его вскоре была услышана.Один из царских вельмож, воспитатель юного императора Михаила, узнал о способном отроке и взял его во дворец, чтобы Константин учился вместе с царевичем и подавал ему добрый пример своим усердием. Обрадовался Константин и горячо возблагодарил Бога за дарованную ему милость. Обучаясь вместе с царевичем, отрок вскоре изучил многие науки: грамматику, философию, риторику, геометрию, музыкальное искусство, иностранные языки и многое другое. При этом отрок всегда старался быть кротким, смиренным, избегал шумных развлечений и дурных компаний.
Когда Константин вырос, вельможа, взявший его в царский дворец, сделал его управляющим в своём доме, а затем предложил молодому человеку жениться на своей крестнице - красивой, доброй и богатой девушке.
Велик этот дар для желающих - ответил юноша - для меня же нет ничего драгоценнее учения, через которое я могу приобрести разум, истинную честь и нетленное богатство.
Услышав такой ответ, вельможа понял, что Константин ищет небесного, а не земного и потому может вскоре покинуть царский двор, уйти в монастырь или в далёкую пустыню.Подумав об этом, он поспешил к царице и, почтительно поклонившись ей, сказал:
О, царица! Известный тебе молодой философ - Константин, который воспитывался вместе с твоим державным сыном - не любит суеты этой жизни. Он может покинуть столицу и уйти в какую-нибудь пустынную обитель. Постараемся удержать его около себя. Уговорим его стать священником и быть библиотекарем при патриаршем соборе святой Софии.
Так они и сделали. Константин принял священный сан. Он благоговейно предстоял Престолу Божию, совершая богослужение, прочее же время проводил в библиотеке, среди ценнейших древних книг. Но душа его по-прежнему искала теснейшего общения с Создателем, непрестанной, ничем не прерываемой молитвы. Наконец, взяв с собой лишь самое необходимое, никому ничего не сказав, философ покинул шумную столицу и скрылся в одном из пригородных монастырей. Но не суждено было ему долго наслаждаться желанным уединением. Константина начали искать и, найдя через полгода, стали уговаривать вернуться в Константинополь и сделаться учителем философии в главном училище города. Понял философ, что нет воли Божьей на то, чтобы скрывался он от людей, и покорился.
Вскоре после этого в Константинополь пришли послы из Сирии, от сарацин (или, что то же, - агарян) - народа, державшегося мусульманской веры, и принесли послание от своих мудрецов. «Как вы, христиане - писали сарацины - говорите, что Бог один, а разделяете Его на три - Отца, Сына и Святого Духа? Если вы можете это доказать, то пришлите к нам мужей, которые могли бы побеседовать с нами о вере и убедить нас.»Царь и Патриарх, посовещавшись, вызвали к себе Константина, которому было в то время двадцать четыре года, и сказали ему:
- Слышишь ли, философ, что говорят скверные агаряне на нашу веру? Если ты - слуга и ученик Святой Троицы, - иди и обличи их. А Бог даст силу твоим словам, укрепит тебя Своей всесильной благодатью и поможет тебе.
- Рад я - ответил молодой философ - идти за веру христианскую. Что может быть лучше для меня, чем умереть или остаться жить ради Святой Троицы!
Сказано - сделано. После недолгих сборов Константин вместе с двумя данными ему царём спутниками, горячо помолившись Богу о помощи, отправился в далёкий путь. Неласково встретили их сарацины.
- А, философ христианский - усмехнулись они, увидев Константина - смотри, что мы покажем тебе. А мы поглядим, сможешь ли ты понять, о чём говорят эти изображения. - И сарацины повели Константина по улицам своей столицы, показывая ему дома, на дверях которых были нарисованы страшные, уродливые демоны.
- Я думаю - не смутился философ - что здесь живут христиане. Бесы не могут находиться вместе с ними, потому что боятся пребывающей с христианами Божественной Благодати и бегут прочь из домов, остаются за дверью. А там, где нет этих изображений - очевидно, демоны живут внутри здания.
Ничего не смогли ответить на это нечестивые агаряне - действительно, в показанных ими Константину домах жили христиане. А демонов на дверях их жилищ нарисовали сарацины - чтобы посмеяться над иноверцами, унизить их, показать, что агаряне считают христиан подобными бесам.
После этого агаряне пригласили Константина в княжескую палату на обед. За столом собрались все сарацинские учёные ифилософы.
Зачем вы, христиане - спросил главный из сарацинских мудрецов -разделяете Одного Бога на три: Отца, Сына и Святого Духа? Либо молитесь одному Богу, либо признайте, что их много!
- Не хулите Пребожественную Троицу - ответил Константин - Вере в Неё мы научились от древних пророков Ветхого Завета, которых и вы признаёте. Они учат, что Отец, Сын и Святой Дух есть Три ипостаси Божества, существо же Их едино. Эту тайну мы можем отчасти понять, посмотрев на солнце, созданное Богом во образ Святой Троицы. Солнце состоит из круга, лучей и теплоты. Круг символизирует собой Бога Отца. Как от солнечного диска рождаются лучи и исходит тепло, так и от Бога Отца рождается Бог Сын и исходит Бог Дух Святой. И как солнце, состоящее из трёх предметов: диска, лучей и тепла, никто не назовёт тремя солнцами, так и Бога, единого в Трёх Лицах, нельзя разделить на трёх богов.
Много вопросов задавали Константин нечестивые сарацины, но не могли победить его - такую премудрость даровал Господь философу. «Что это? - шептались между собой агаряне - этот христианин ещё молод, а все наши украшенные сединами мудрецы не в силах противостоять ему!» С трудом скрывая злобу, взирал сарацинский князь Амирмушна на поражение своих единоверцев. «Ну нет… - прошептал он - не уйдёшь ты от нас с победой, не скажешь, что твоя вера сильнее нашей…» Князь сделал едва заметное движение рукой и к нему тут же подбежал один из слуг. Амирмушна что-то тихо сказал ему… Затем поднял голову и громко произнёс:
- За твоё здоровье, премудрый философ - и поднял украшенный тускло сверкающими каменьями золотой кубок. Константину поднесли чашу вина.
- Пью во славу Святой Троицы - философ медленно перекрестил отравленный сосуд и выпил его до дна. Наступила мёртвая тишина. Все взоры устремились на Константина. «Этот яд действует мгновенно - в смятении думал Амирмушна - неужели же христианская вера действительно столь сильна…»
«Аще что смертное испиют, не вредит им» - тихо произнёс святой фразу из Евангелия, и слова эти громом прозвучали в нависшей тишине.
С честью и богатыми дарами отпустили сарацины христианского философа. Радостно встретили его в Константинополе царь и патриарх. А Константин, стремясь укрыться от земной славы, вскоре по своём возвращении удалился в одно тихое, пустое место. Он не взял с собой ни денег, ни еды, всё упование возложив на Бога, Которому служил всей душой. Жители окрестных селений приносили подвижнику пищу, но он брал из неё лишь то, что было необходимо ему и его слуге на один день. Остальное велел раздавать нищим, сам же пребывал в уединении и молитве.
Приближался один из двунадесятых праздников.
- Что мы будем есть? - сокрушался слуга философа - вот уже два дня, как у нас нет никакой пищи, а в сам день праздника едва ли кто-нибудь принесёт нам еды…
- Неужели ты думаешь, что Господь, сорок лет питавший израильтян манной в египетской пустыне, не пошлёт нам пищи в этот великий день? - спокойно отвечал Константин - Непременно сходи в селение и позови к нам на обед хотя бы пятерых нищих, и мы будем ждать милости Божьей, которая - я верю в это - будет дарована нам.
Вера святого философа не была посрамлена. В обеденное время в дверь его кельи постучали. Отворив, Константин увидел человека, держащего большую корзину с едой. Праздничная трапеза удалась на славу, ни один из пришедших к гостеприимному отшельнику нищих не был отпущен голодным.
Некоторое время спустя, Константин решил искать более суровых подвигов и отправился на гору Олимп, где уже много лет в строгом посте и молитве жил его старший брат Мефодий. На Олимпе в то время находилось множество монастырей, иноки которых славились своим благочестием. Среди них было множество монахов-славян, пришедших из соседних стран. Здесь Константин начал изучать славянский язык, ещё не зная, что этим он делает шаг к великому призванию, к которому готовит его Промысел Божий.
Вскоре это призвание осуществилось. К греческому царю Михаилу пришли послы от хазар - народа, жившего неподалёку от Азовского моря, с такими словами: «Мы чтим Одного Бога, Который сотворил весь мир, молимся Ему, но при этом содержим и некоторые языческие обычаи. Живущие у нас евреи стараются склонить хазар к принятию иудейской веры, а наши союзники сарацины убеждают нас сделаться магометанами. Мы же хотим и от вас получить полезный совет о вере. Если найдётся среди вас учёный муж, который отправится в наши края и победит словом евреев и сарацин - мы примем Христианскую веру.» Услышав просьбу хазар, царь велел вызвать с горы ОлимпКонстантина Философа. Передав ему слова хазарских послов, император сказал:
- Иди, философ, к этим людям и с помощью Божьей благовествуй им учение о Святой Троице. Лучше тебя никто не сможет сделать этого дела.
- Если велишь, владыка - ответил Константин - я с радостью пойду туда пешком, босой и безо всего, чего не велел брать Господь своим ученикам, отправляя их на проповедь.
- Если бы ты шёл от себя лично - возразил ему царь - то я ничего не имел бы против этого. Но ты отправляешься к хазарам, как посланник нашей империи, поэтому должен идти с честью и царской помощью.
Пока продолжались сборы, Константин вернулся на Олимп.
- Брат! - обратился он к Мефодию - Царь посылает меня на великое и трудное дело. Я иду к Сарацынам, чтобы проповедовать им Слово Божие.
- Помощь Господня да сопутствует тебе! - Благословил Константина Мефодий.
- Я хочу просить тебя - продолжил свою речь философ - чтобы ты отправился к сарацынам вместе со мной.
- Но зачем? Ведь я далеко не так мудр и искусен в слове, как ты…
- Ты не знаешь многих наук, но преуспел в главном из искусств - в молитве. Этим ты и окажешь мне великую помощь. Ведь одними словами невозможно привести кого бы то ни было к истинной вере; мы говорим - а люди принимают наши слова тогда, когда имсодействует Божья благодать.
- Ты прав. Но какой я молитвенник… - ответил смиренный монах - мне бы в своих грехах покаяться…
- И я грешен. - Произнёс философ - но воля Божия посылает меня на проповедь и я верю - Господь поможет мне. Христос сказал: «Где двое, или трое собраны во имя Мое - там Я посреди них». Брат! Будем вместе молиться о распространении Христианской веры - и Бог благословит наши труды.
Мефодий несколько минут помолчал, напряжённо молясь про себя, и наконец тихо проговорил:
- Хорошо, Константин. Я пойду с тобой. Не хотел я оставлять молитвенной тишины этого святого места, но, видно, воля Божия велит мне послужить людям.
Вскоре братья начали своё нелёгкое путешествие. Путь в хазарские земли лежал через дикие степи, поросшие высокой, седой от солнца и ветра травой. Ровная, пустынная степь - дикое поле, как говорили в старину… Не видно ни жилья человеческого, ни реки, ни горы… Лишь колышется ковыль, и кажется, что не трава это, а вода морская с мерно бегущими по ней волнами. Вечерело. Путники остановились на ночлег. Посланные царём слуги улеглись спать, а святые братья, словно забыв об усталости от проведённого в нелёгком пути дня, встали на молитву. Вдруг странный, леденящий душу вой раздался в степи. Всё громче звучал он, всё ближе… Что это? Волки? Но нет, не звери выли в бескрайних просторах. Несколько десятков всадников на низеньких мохнатых конях стремглав мчались по дикому полю, потрясая оружием и громко, по-волчьи воя. Это были угры - кочевники, жившие в степи и нападавшие на мирных путешественников. Одетые в сшитые мехом наружу звериные шкуры, с развевающимися на ветру нечёсаными космами, издающие устрашающий боевой клич, они более напоминали зверей, чем людей. В испуге заметались спутники святых братьев. Но Мефодий и Константин Философ не прерывали молитвы. Прикрыв глаза, молился монах Мефодий - он словно не видел ничего вокруг себя, не замечал опасности, беседуя с Единым Богом и не желая прерывать этой святой беседы ради чего бы то ни было. «Господи, помилуй» - часто взывал Константин, также не выказывавший ни малейшего испуга. Всё ближе, ближе кочевники… Вот уже слышен стук копыт, ржание лошадей… Сейчас они наскочат на путников, перебьют, или свяжут по рукам и ногам и повлекут в жестокое рабство. Молятся святые братья, не смотрят на дикарей. Вдруг на полном скаку свернул в сторону мчащийся впереди на украшенном золотыми бляшками жеребце широкоплечий угр, понёсся вокруг сбившихся в кучку людей. Остальные - за ним. Ни на минуту не прекращается дикий вой, носятся по степи кочевники, но, удерживаемые неведомой силой, не нападают на беззащитных странников, не пускают в ход оружия, не разматывают приготовленных уже арканов. Но вот вожак кочевников остановил коня, спешился. Прочие последовали его примеру. Испуганно глядят служители, невозмутимо молятся Константин и Мефодий. Растерянно смотрят угры на непонятных им странников. Но вот, наконец, закончил Константин молитву, последний раз осенил себя крестным знамением, поклонился на восток. Обернулся к кочевникам шагнул им навстречу и, осеняя иерейским благословением, произнёс: «Мир вам». И тут произошло чудо. Поражённые почивавшей на святых братьях Божьей благодатью, изумлённые их смелостью и спокойствием, кочевники вдруг, все как один, повалились на колени, поклонились Божьим служителям. Константин заговорил. Он вёл речь о Боге, о Его вечных заповедях, о том, как жить должны люди: в мире, в честном труде и молитве. Благоговейно слушали его жители степи; внимали, постепенно успокаиваясь после пережитого потрясения, и спутники. Почти всю ночь длилась беседа, а на утро странники вновь продолжили свой далёкий путь.
Долго ли, коротко ли, пришли святые братья в соседствующие с княжеством хазарским страны. Но не сразу отправились Константин Философ и его спутники к хазарам, пошли сначала в соседствующий с ними город Херсонес - колонию Византийской империи. Здесь миссионерам предстояло изучить хазарский язык и обычаи, дабы выйти на проповедь имея все необходимые знания о народе, к которому они будут обращаться.
Херсонес, стоявший на самом берегу Чёрного моря, встретил святых путешественников шумом прибоя и белыми колоннами старинных, ещё с языческих времён сохранившихся храмов, в которых теперь совершалось христианское богослужение. Строгие тёмные силуэты кипарисов виднелись меж каменными жилищами горожан. Люди разных вер и народностей обитали в городе. Были здесь и греки, и евреи, и даже самаряне - последователи отделившейся от иудеев полуязыческой секты. Впрочем, большинство жителей Херсонеса Таврического исповедовало Христианство.
Древний город на морском берегу был издавна освящён молитвами и страданиямиучеников Христовых. Во времена жестоких гонений на христиан тысячами ссылались сюда исповедники неугодной языческим властям веры, чтобы трудиться на каторге в пригородных каменоломнях. Здесь в глубине морской почивали святые мощи Климента - римского епископа, сосланного в каменоломни в конце первого века по Рождестве Христовом. «Римские власти надеялись, что изгнаввеликого проповедника христианства в эти далёкие места, они избавятся от него, думали, что здесь он тихо погибнет от непосильного труда, не сможет больше говорить людям о Христе… - рассказывал прибывшим из Константинополя гостям епископ Херсонеса, владыка Георгий, - но не таков был святитель Климент! Днём он вместе со всеми работал в каменоломнях, а ночами молился… Укрепляемый Богом, он помогал другим заключённым и не переставал обращать к вере во Христа всё новые души! Прямо в каменоломнях и в расположенных неподалёку скалах, изгнанники устроили храмы, где славили Воскресшего Спасителя… Язычники с ужасом увидели, что под влиянием ссыльного епископа самая каторга скоро превратится в одну большую христианскую общину! И они решили казнить святого. Отвезли далеко в море, привязали на шею якорь и бросили на дно. Так мученически закончил свою жизнь святитель Климент. Горько плакали о своём учителе христиане, но Господь утешил их. Каждый год в день убиения святого море стало отступать далеко назад, так что обнажалось дно, и люди могли подойти к мощам мученика. На целых семь дней море уступало людям дорогу, чтобы они могли воздать честь святителю Клименту.» - «И что же, до сих пор в день памяти священномученика Господь являет это дивное чудо?» - спросили путешественники. - «Увы, нет - печально ответил рассказчик - чудо повторялось из года в год целых семь столетий, но теперь, по грехам нашим, вот уже пятьдесят лет, как перестало отступать море, и мощи святого стали недоступны для поклонения.» - «Но, может быть, воля Божья такова, чтобы, наконец, обрести мощи святителя, взять их из глубины морской и положить в храме? - предположил святой Константин - Помолимся, владыка, быть может, Господь откроет нам Свою святую волю и позволит забрать у моря сие бесценное сокровище.» Долго думал и молился епископ Херсона, молились и святые братья. Обретение мощей, погребённых под водами моря, испрашивание у Господа дивного чуда - дело, к которому можно приступать лишь с великим благоговением, твёрдо зная, что поступаешь в соответствии с волей Божьей. Решившись, наконец, последовать совету Константина Философа, владыка Георгий отправился в Константинополь, дабы получить разрешение царя и патриарха на открытие мощей. Святейший Игнатий благословил благочестивое дело и послал в Херсонес священников из Константинопольского Софийского собора для участия в молитве и торжествах.
И вот настал торжественный день. Отслужив Божественную Литургию в главном соборе города, духовенство и народ пошли крестным ходом к морскому берегу. «Святителю отче Клименте, моли Бога о нас!..» - поёт хор. Несколько суток поста и напряжённой молитвы предшествовали этому дню. Отступит ли море? Явит ли Господь милость Свою? Служится молебен на берегу. Народ со слезами взывает к святому. Старики ещё помнят как, пенясь, откатывались волны всё дальше в море, обнажая каменистое дно. Будет ли это сегодня? Вот уже и солнце спускается к горизонту, смеркается… Море по-прежнему шумит, разбивая валы прибоя у самых ног молящихся. «Не дал Бог чуда - шепчутся малодушные из народа - Столько духовенства из столицы приехало - и всё даром… Посрамил Господь веру нашу.» Но не колеблются в уповании на милость Божию святые братья. Они-то знают, что не по гордости, не по своеволию начали великое дело. (Тем и отличаются святые от нас, простых людей, что благодать Божия вразумляет их, как надо поступать и они умеют явственно слышать этот голос Божий, звучащий в их чистых сердцах. Поэтомуони стараются никогда ничего не делать вопреки воле Господней и, даже если совершают что-то, кажущееся странным или дерзким обычному человеку - поступают так по велению Божию). Когда совсем стемнело, епископ Георгий, Константин Философ, Мефодий и ещё некоторые священники вошли в небольшой вёсельный корабль и с молитвой поплыли по тёмному, едва серебрящемуся в свете звёзд морю. «Господи, помилуй! Святителю отче Клименте, моли Бога о нас!» Молятся и на берегу.Тучи скрывают луну, волны становятся в больше… Вдруг, в самую полночь, яркий столп света воссиял из глубины морской, осветил всё вокруг, словно солнце поднялось из пучины вод. Засверкала, заискрилась вода, расступилась ночная мгла… И вот уже видно как медленно поднимаются со дна, в самом центре сияния, святые мощи.Показывается над водой голова святителя… С благоговейным трепетом поднимают на корабль драгоценную ношу епископ Георгий и святые братья. Слава Тебе, Господи! Не посрамилась вера молящихся! С торжественным пением встречают корабль на берегу… Медленно тает, растворяется в воздухе исходящее от мощей дивное сияние…
Живя в Херсонесе, Константин Философ и его брат в совершенстве изучили хазарский язык. Кроме этого, Константин читал и переводил еврейские книги, что бы лучше знать веру этого народа, во множестве живущего среди хазар.
Один из живших в Херсонесе самарян часто приходил к святым братьям, беседовал с ними о вере, спорил. Однажды, желая испытать мудрость христианского философа, он принёс Константину книги, написанные на самарянском наречии. Константин взял их, уповая на помощь Божию, и затворился в своей келье.
Господи! - молился он с горячей верой - Прославь Своё Святое Имя на мне, недостойном; даруй мне разум, чтобы читать и понимать эти книги, как дал ты разум Своим апостолам понимать чужие языки!
Вскоре Константин не только прочёл, но и подробно изучил данные ему книги.Узнав об этом, самарянин в изумлении воскликнул: «Воистину, кто верует во Христа, тот скоро приемлет благодать Святого Духа!»Сын самарянина, услышав о чуде, тотчас же крестился, а затем и отец последовал его примеру. Многие дивились и славили Бога, видя премудрость христианского философа.
Наконец, настал день прощания с гостеприимным Херсонесом. Святые братья отслужили напутственный молебен и, взяв с собой часть мощей священномученика Климента, которой благословил их херсонский епископ, отправились в путь. С честью встретили их хазары. Сам каган - хазарский князь - пригласил пришельцев из далёкой Византии к себе на обед.
- Скажите мне - обратился каган к святым братьям, когда они вошли в пышно украшенную драгоценными тканями и коврами залу, - какого вы рода, что бы нам знать, на каком месте посадить вас.
- Дед наш - отвечал Константин - был великого и славного рода и находилсявблизи Царя. Но он не сумел удержать данной ему великой славы, был изгнан из Царских чертогов и удалился в чужую страну, где и родились мы.А мы теперь ищем древнюю славу своего деда и не желаем иметь никакой другой. Дед же наш был Адам - первый человек, изгнанный за грех из рая Божия.
- Мудро и правильно говоришь ты, гость - сказал каган, и приказал братьям занять самые почётные места.
За обедом присутствовало множество мудрецов: хазар, евреев, магометан. Все они стали задавать вопросы о вере, споря со святыми братьями. Константин отвечал каждому так, что никто не мог победить его премудрости, все только дивились разуму, данному Богом Своему служителю. На следующий день каган опять пригласил к себе на обед святых братьев, и снова святой философ Константин утверждал истину Христианской веры, побеждая словом иудеев и мусульман. Мефодий же, не имевший такого обширного образования, как его младший брат, молчал и молился, чтобы Господь дал силу словам Константина и сделал сердца слушающих его способными принять слово Божие, проповедуемое философом. Эти беседы продолжались много дней. Наконец, каган и его советники сказали Константину:
- Бог послал тебя к нам, чтобы ты открыл нам истину. Мы видим, что от Него ты научился книгам, всё говорил правильно и медовыми словами святых писаний напитал нас досыта. Теперь же не от книг только, но через притчи и сравнения докажи нам, какая вера самая лучшая?
- У одного Царя, - отвечал философ, - были в большой чести муж и жена. Но они ослушались своего Государя, и были изгнаны из той земли, где жили. Многие годы провели они на чужбине и в нищете родили детей. Когда дети выросли, они стали собираться вместе и думать, как им вернуть себе былую славу родителей. Один говорил одно, другой - другое, каждый предлагал что-то своё. Какому из этих советов надо последовать? Не самому ли лучшему?
- Почему ты так говоришь? - удивились хазары - мы поняли, что дети - это люди разных вер, каждая из которых говорит, что знает путь к спасению. Каждый считает правильным свой совет. Ты же скажи нам так, чтобы мы поняли: какой из советов самый лучший?
- Ответьте мне - предложил вопрос Константин - почему первые люди были изгнаны из рая? Из-за чего они согрешили? Не из-за желания ли съесть сладкий плод и гордостной мечты сделаться богами?
- Да, это так - отвечали хазары.
- Теперь скажите мне - продолжал философ - если какой-то человек заболеет от холода - какой врач даст ему лучший совет: тот ли, который предложит напиться холодной воды и стоять раздетым на морозе, или тот, который даст противоположное вреду лекарство - вместо холода - тёплую одежду и согревающее питьё? Также, если кто заболеет, объевшись - не прав ли будет тот врач, который ограничит его в пище?
- Конечно - сказали все - лучший совет даст тот из врачей, который предложит противоположное вреду лечение.
- Так и греховную гордость следует побеждать смирением, а пагубное сластолюбие - постом и воздержанием, как и учит нас Христианство.
- Бог дал христианам совершенную премудрость - обратился ко всем первый советник кагана - вне веры во Христа невозможно достичь спасения!
- Аминь! Так и есть! - ответили присутствующие. После этого все разошлись. Многие из хазар оставили идолопоклонство и другие религии, приняли Святое Крещение.
Провожая святых братьев, каган предлагал им богатые дары: золото и серебро, драгоценные камни и украшенное тончайшими узорами оружие. Проповедники отказались от этих подарков сказав:
Благодарим тебя, великий каган, но, если ты хочешь доставить нам радость - отпусти с нами всех находящихся у тебя греческих пленников. Больше нам ничего не надо.
Хазарский князь согласился и в обратный путь вместе с Константином и Мефодием отправились более двухсот человек пленников, неожиданно для себя получивших вожделенную свободу.
Путь к Херсонесу пролегал через лишённые пресной воды, выжженные летним солнцем степи. Пересохли от жары мелкие речушки, нигде не видно было ни родничка, ни рукотворного колодца. Лишь кое-где, дразня измученных путников, попадались солончаковые озёра с нагретой солнцем, солёной до горечи, непригодной для питья водой. Давно опустели кожаные бурдюки, взятые странниками в хазарском царстве. Путники сделали привал у небольшого солёного озера. Слуги миссионеров и освобождённые хазарами пленники разбрелись по степи в поисках живительной влаги. Мефодий остался с Константином, который от зноя так ослабел, что не мог больше сделать ни шагу…
Брат! - едва слышно сказал философ - я не могу более переносить жажды. Почерпни мне воды из озера… Я верую, что Господь, сделавший некогда для странствовавших с Моисеем израильтян сладкой горькую воду, сотворит такое же чудо и для нас.
Мефодий перекрестился, осенил крестным знамением озеро и зачерпнул из него. Вода оказалось такой сладкой и студёной, словно её только что набрали из высокогорного источника. Мефодий напоил Константину, напился сам, созвал людей… Со слезами на глазах славили избавленные от мучительной гибели путешественники милосердие Божие.
Приветливо встретил усталых путников Херсонес. Ласковое море отрадно плескалось, заставляя забыть изнуряющую жару дикой солончаковой степи; радовали белоснежными колоннами портиков древние храмы, из дверей которых слышалось ангельское пение хоров. Епископ Георгий, желая слышать о трудах и успехах проповеди и воздать заслуженную честь миссионерам,пригласил святых братьев на ужин… С радостью внимали сидящие на трапезе рассказу святых братьев, благодарили Бога за обращение к истинной вере новых душ.
- Господь помогал нам, и потому наши скромные труды принесли плод - смиренно отвечал Константин, когда кто-то из присутствующих начинал хвалить его - слава Богу!
Заканчивался торжественный ужин. За окнами было уже совсем темно, слышалось стрекотание ночных цикад.
Помолись обо мне и благослови меня, владыко, как благословляет отец своё чадо последним благословением… - вдруг печально произнёс Константин. Епископ не обратил особенного внимания на необычные слова святого философа, некоторые же из слышавших их весьма удивились и, выходя из архиерейского дома спросили Константина:
- Неужели ты вновь собираешься в дорогу? Ведь и нескольких дней не прошло с тех пор, как вы вернулись из дальнего, изнурительного путешествия!
- Мы остаёмся с вами. - Тихо ответил святой - Владыка же завтра на рассвете отойдёт ко Господу.
Наутро город облетела весть о кончине епископа Георгия.
Воздав честь почившему святителю и несколько отдохнув от трудов путешествия, святые братья простились с благодатным Херсонесом. Им предстоял обратный путь - возвращение в Константинополь. И снова дальняя дорога, высокие горы, безводные степи… Недалеко от Азовского моря Константин и Мефодий проходили через селение Фульского народа - языческого племени, поклонявшегося могучему дубу, сросшемуся с черешней. Путешественники вошли в деревню как раз в то время, когда язычники собирались принести жертвы своему кумиру.
- Зачем вы кланяетесь бездушному дереву - обратился к фулам Константин - ведь оно - только тварь Божия, а не Бог. Древние эллины поклонялись небу и земле - таким великим и прекрасным творениям - но за это их постигли вечные мучения, потому что они не воздавали должного почитания Творцу всего мира. Тем более погибнете вы, если станете молиться дубу - неизмеримо меньшему творению.
- Мы - отвечали язычники - приняли обычай кланяться этому дереву от наших отцов, а те - от дедов и прадедов. Принося жертвы перед дубом, мы получаем то, чего просим у него - дождь и многое другое. Мы не можем перестать молиться сему дереву - если мы осмелимся на такую дерзость, то умрём, никогда больше не увидев дождя.
- Вы ошибаетесь - ответил святой проповедник и стал говорить своим слушателям о Едином Истинном Боге, о том, что Господь хочет, что бы к вере в Него пришли все народы и племена земные.
Благодать Божия помогала служителю Господню: сердца язычников раскрылись навстречу его словам и приняли их, как семя веры. Старейшина народа подошёл к святому Константину и поцеловал Евангелие, которое тот благоговейно держал в руках. Этому примеру последовали и прочиефулы. Затем философ раздал людям белые свечи и, затеплив их в знак загоревшейся в сердцах веры в Святую Троицу, все с пением отправились к дубу. Константин взял топор и, подойдя к дереву, ударил по могучему стволу. Раз, другой, третий… Страхом отзывались звонкие удары по древесине в сердцах иных из жителей фульского селения. А вдруг дуб всё-таки обладает чудодейственной силой? Вдруг покарает пришельца, да и их - допустивших его неслыханную дерзость?.. Не даром рубил премудрый проповедник старое дерево - знал, что только так можно с корнем выкорчевать языческий обман из душ людей, не допустить их возвращения к былым предрассудкам. Ведь, когда народ кланяется творению, забыв о его Создателе - злые бесы радуются этому поклонению, торжествуют, словно им самим воздаётся незаслуженная честь, поддерживают веру в обман в наивных душах… Тридцать три раза ударил Константин Философ по стволу обожествлённого язычниками дерева, затем за топор взялся старейшина фулов, а за ним - и прочие жители селения. Наконец раздался оглушительный треск и, круша и подминая растущие рядом небольшие деревца, старый дуб рухнул на землю. В ту же ночь Господь послал сильный дождь, обильно напоивший жаждущую землю.
Константин и Мефодийпробыли среди фулов некоторое время, уча их вере во Христа, а затем, просветив недавних поклонников дуба Святым Крещением, продолжили свой путь.
Царствующий град Константинополь принял святых братьев с великой честью - как новых апостолов. Патриарх хотел рукоположить Константина и Мефодия во епископы, но смиренные служители Христовы отказались от этой великой почести. Тогда Мефодий был поставлен во игумена Полихрониева монастыря, а Константин поселился при храме во имя святых апостолов.
Но недолго пришлось святым братьям пребывать в молитвенном уединении и покое. Болгарский царь Борис, пожелав принять Христианскую веру, обратился к императору Византии с просьбой прислать ему наставников, которые научили бы болгар вере во Святую Троицу. Константин и Мефодий снова были призваны на дело проповеди Евангелия.
Не успели они закончить его, крестив болгарский народ и наставив его в вере и благочестии, как в Константинополь прибыл посол от моравского князя Ростислава, также пожелавшего привести свой народ к вере в Единого Истинного Бога. Долы и холмы Моравии ко времени святых Константина и Мефодия уже слышали слово о Христе - туда уже приходили греческие проповедники, но успех их деятельности был не велик и большинство жителей страны оставались язычниками. Затем в Моравии появились проповедники с запада - немецкие священники, которые думали не столько о просвещении славян светом веры во Христа, сколько о том, чтобы приобрести над ними политическую власть, подчинить Моравию своему королю. Эти священники крестили людей, не разъясняя им смысла Христианства, не уча их благочестию, не требуя отказаться от поклонения идолам и даже от многожёнства. Служили в храмах немцы на латинском языке, так что народ ничего не мог понять.«Наш народ - писал князь Ростислав - отверг язычество и содержит закон христианский. Но нет у нас такого учителя, который бы веру Христову объяснил нам на нашем языке. Другие страны славянские, увидев нас просвещёнными учением Христовым, пожелают идти вслед за нами. В виду этого, владыко, пошли к нам такого епископа и учителя.»
Константин Философ, потративший немало сил в тяжёлых путешествиях, был болен. Император, вызвав его во дворец, сообщил ему о просьбе моравского князя и сказал:
- Философ, я знаю, что ты нездоров, но надо тебе идти к славянам, ибо никто не сможет выполнить этого дела лучше, чем ты.
- Хотя телом я и болен, но с радостью пойду к ним, если только имеют они буквы на своём языке - без колебаний ответил Константин.
- Увы, нет - ответил царь - славяне не умеют писать и читать…
- Как же тогда проповедовать им? Это всё равно, что записывать беседу на воде. К тому же, славяне могут неправильно понять меня и я буду как бы виноват в их заблуждениях…
На это император так сказал святому философу:
Если ты захочешь, Бог даст тебе просимое, ибо он всегда исполняет молитвыпросящих у Него с верой.
Выйдя от царя, Константин рассказал о беседе во дворце святому Мефодию и некоторым из своих учеников. Затем, отслужив Божественную литургию, он начал дело, ставшее венцом его подвижнической жизни и послужившее ко спасению всех славянских народов. Наложив на себя сорокадневный пост, подвижник стал усиленно молиться, чтобы Господь открыл ему буквы славянского языка. И Господь не посрамил веры угодника Своего. Вскоре Константин изобрёл славянскую азбуку, которая состояла из тридцати восьми букв. Затем Константин, Мефодий и их ученики начали переводить на язык славян Евангелие и книги, по которым совершается Богослужение в церкви. После этого, напутствуемые царской помощью и благословением патриарха, они отправились в славянские земли.
С великой честью встретил святых Константина и Мефодия благоверный князь Моравский Ростислав. В первую очередь он устроил училище, в котором святые братья и их помощники стали учить грамоте, чтению священных книг и Закону Божию способных моравских отроков. Затем, под руководством братьев, князь начал строить в своей державе православные храмы. Уже через год после прибытия Константина и Мефодия была построена первая из церквей - в городе Оломуце. Вслед за этим новые храмы подняли увенчанные золотыми крестами главы в разных концах страны. Святой Константин освящал церкви и служил в них по-славянски, на понятном простому народу языке проповедовал слово Божие. Люди видели искреннюю веру и бескорыстную любовь греческих проповедников и с радостью принимали веру во Христа, оставляли языческие обычаи, учились жить по закону Божию. Великим даром для славян стало обретение собственной письменности. Ведь народ, не умеющий писать и читать на своём языке, обречён оставаться в невежественном, варварском состоянии. Он не может записать накопленного мудрыми людьми опыта, не может в точности передать потомкам своих былин и сказаний… А главное - не имея понятной простым людям письменности, славяне не могли читать слова Божия, учиться вере во Христа. Теперь же, обретя её, как великую милость Божию, ниспосланную им через святых Константина и Мефодия, славяне, словно пробудившись от сна, могли, быстро развиваясь, стать культурным, а главное - просвещённым истинной верой народом. Поэтому так радовался приходу святых проповедников из Константинополя благоверный князь Ростислав и… так досадовали и негодовали немецкие священники. «Богу не угодно, когда о нём говорят на варварских языках - заявляли они - посмотрите: на Кресте, на котором был распят Христос, была надпись на трёх языках: еврейском, греческом и латинском. Только на этих языках и можно молиться и проповедовать слово Божие.» - «Так чьи же вы последователи - возразил распространителям нелепицы философ Константин - Христа, или распявшего Его Пилата, начертавшего надпись на Кресте?!» Но распространители трёхъязычной ереси, как назвал немецкое лжеучение святой Константин, не успокоились. Затаив злобу на проповедников истины, они стали всюду клеветать на них, старались опорочить их даже перед римским папой, посылая ему лживые письма. (В то время Римская церковь ещё не впала в ересь католицизма и папы - римские епископы - были православными). Святые братья прожили в Моравии сорок месяцев, переходя с места на место и всюду проповедуя Евангелие на родном славянам языке. Всё больше людей принимало веру во Христа, всё новые храмы строились в стране. Но, чтобы служить в церквях и поддерживать в людях огонь святой веры, были нужны священники, а Константин и Мефодий не были епископами и потому не могли рукоположить своих учеников в священный сан. К тому же, римский папа Николай желал собственными глазами увидеть прославленных проповедников, чтобы разобраться, правда ли то, что говорят о них недоброжелатели. Святым братьям предстояло новое путешествие, на этот раз - в древний город Рим.
Дорога в Рим пролегала через многие страны. Когда Константин и Мефодий проходили через Паннонию (так во времена святых братьев называлась Венгрия), их с великой радостью и почётом встретил Коцел - правитель тех мест, желавший научиться славянской азбуке и обучить ей свой народ. Святые проповедники приняли приглашение князя и, остановившись в одном из городов его страны, некоторое время проповедовали веру Христову и учили жителей Паннонии чтению и письму. Коцел предлагал братьям богатые дары, но они, как обычно, ничего не взяли в награду за труды, лишь просили отпустить на свободу находившихся в Паннонии греческих пленников. Так путешествовали Константин и Мефодий, просвещая светом веры и разума всё новые народы. Долог был путь до Рима. К тому времени, как путешественники достигли цели, умер пригласивший их папа Николай и на его место был избран новый епископ - папа Адриан. Он много слышал о благовестнических трудах святых братьев и относился к ним с большим уважением. Когда святые братья подходили к «Вечному городу» (как часто называют Рим), их встретила торжественная процессия. Сам епископ Рима шествовал во главе крестного хода, встречая несомые Константином и Мефодием мощи святителя Климента. Множество духовенства и толпы празднично одетых людей следовали за папой. Вот, с трудом пробираясь к заветной святыне, двое молодых юношей несут на носилках своего парализованного отца. Люди расступаются, дают им дорогу.Святой Мефодий помогает больному приложиться к мощам - и - о чудо! - старик медленно поднимает руку, не веря своему счастью, налагает на себя крестное знамение… Приподнимается на носилках, встаёт… Дивны дела Твоя, Господи! Крестный ход приближается к Риму. Святой епископ Климент с честью возвращается в свой город, который он покинул когда-то, отправляясь в изгнание за Христа.
Папа Адриан благосклонно принял труды святых братьев, освятил в церкви священные книги на славянском языке и благословил совершать по ним Богослужение. Рукоположил во священники учеников Константина и Мефодия. Торжествовал вечный город о принесении святых мощей своего древнего епископа, радовался об обращении к правой вере новых народов. В древних храмах служили Литургию на славянском языке; жители Рима с интересом и благоговением приходили к Константину и Мефодию, расспрашивали их о проповеди в далёких странах. Но всё слабее чувствовал себя святой Константин, всё меньше сил оставалось в его изнурённом трудами и подвигами теле. Наконец, он слёг в постель, тяжело заболев. Господь открыл своему угоднику, что пятьдесят дней спустя его душа покинет этот мир и полетит к своему Создателю. Не испугался святой - для служителя Божия, всю жизнь заботившегося лишь об угождении Господу, смерть не страшна, ведь она открывает ему дорогу к вечной блаженной жизни. Константин надел свои лучшие одежды и, светло радуясь о предстоящей ему встрече с Богом, говорил: «С этого времени я никому не слуга, только Богу Вседержителю, которому служил и служу. Аминь.» На другой день он принял постриг в великую схиму - самую суровую и святую степень монашества. При пострижении Константин Философ согласно обычаю получил новое имя и был назван Кириллом. С этим именем он и отошёл в вечность, с ним он был прославлен, как великий святой.
Просветлённый и радостный, лежал святой Кирилл на одре болезни, всем сердцем молясь Богу, готовясь к долгожданной встрече с Ним и испрашивая Его милости для остающихся на земле. Однажды святой Кирилл обратился к Мефодию с такими словами:
Вот, брат - сказал он, - мы с тобой были как дружная пара волов, возделывающих одну ниву. Теперь я падаю на борозде, мой день окончен. Я знаю, что ты сильно любишь святую гору Олимп, её монастыри и уединение, но не оставляй ради неё своего учения, проповеди Евангелия. Этим подвигом ты лучше сможешь достичь спасения.
Когда пришло время отойти в иную жизнь, праведник воздвиг свои руки к Богу и со слезами молился о том, что бы Господь сохранил славян в православии и единомыслии, распространил среди них веру Христианскую и защитил её от вражеских нападений. Наконец, простившись со всеми и прославив Бога, святой Кирилл мирно почил о Господе. Это произошло 14 февраля (по старому стилю, по новому - 27 февраля) 869 года. Равноапостольному Кириллу было сорок два гола.
Узнав о кончине святого философа, папа Адриан велел похоронить его с великими почестями, так, как хоронят умерших епископов Рима. Святого Кирилла погребли в церкви святителя Климента, мощи которого он обрёл в Херсонесе и принёс в Вечный город.
Святого Мефодия папа рукоположил во епископа Моравии и отпустил его в славянские земли. Но неласково встретила своего архиерея Моравия. Со времени отъезда святых братьев в Рим в этой стране произошли печальные события. Княжество было захвачено немецким королём Карломаном, который ослепил и заточил в темницу благоверного князя Ростислава. Церковная власть в стране оказалась в руках давних ненавистников Кирилла и Мефодия - немецких епископов и священников.
«Зачем ты учишь в нашей области?!» - сказали они владыке Мефодию, вызвав его на свой совет, как только он появился в государстве, а затем начали обвинять святого и угрожать ему. Нечестивцы не могли найти никакой вины в святом епископе, но, имея на своей стороне поддержку короля, арестовали его и отправили в темницу. Долгих два с половиной года пробыл святой Мефодий в тяжком заточении. Враги жестоко мучили его: по несколько дней не давали узнику еды; зимой, в мороз, по целым суткам заставляли стоять босым на заснеженном тюремном дворе; доходило до того, что епископа били батогами. Но святой не падал духом, всё упование своё возложив на Господа и с мученическим терпением перенося невзгоды. И Господь укреплял своего угодника, сохранял его живым в руках жестоких мучителей, а затем и освободил его от них. Когда до римского папы дошла весть о заточении святого архиерея, он весьма разгневался и послал немецким епископам указ, в котором запрещал им служить в храме до тех пор, пока они не освободят Мефодия. Святого выпустили из темницы, но остаться в стране не позволили.Однако, Господь не попустил несправедливости долго торжествовать. Четверо из епископов, заточивших в тюрьму святого Мефодия, вскоре умерли, остальных же немецких священников изгнал народ, возмутившийся против их беззаконий. Святой архиерей возвратился в Моравию и стал мудро окормлять своё словесное стадо: проповедовать Евангелие, служить в церкви, учить народ вере и благочестию. Вместе со своими учениками святой Мефодий закончил перевод священных книг, начатый вместе со святым Кириллом.
Бог дал Своему угоднику дар провидения будущего. Так, однажды, епископ сказал князю Святополку, воевавшему в то время с язычниками:
Если обещаешь в день святых апостолов Петра и Павла быть у меня - в храме Божьем - я верую, что Господь даст тебе победу над врагами.
Так и произошло. Князь с воинами молились вместе со святым архиереем, и вскоре язычники были разбиты наголову.
Жил святой епископ очень скромно; просто и даже бедно одевался, а все деньги раздавал нищим.
Равноапостольный Мефодий заботился не только о народе Моравии, он проповедовал слово Божие и в других славянских странах. Так, он ходил в Чехию, где окрестил князя Боривоя и его супругу Людмилу, освятил первые в этой стране храмы Божии и учил людей вере во Святую Троицу. Стараниями святого епископа была просвещена светом Христовой веры Польша.
В 885 году, когда Мефодий был уже маститым старцем, он тяжело заболел. Предчувствуя скорую кончину, владыка велел отнести себя в храм, где помолился Богу и простился с народом. Три дня спустя, шестого апреля (девятнадцатого по новому стилю) святой Мефодий почил со словами: «Господи, в руки Твои предаю дух мой». Весь народ: старые и молодые, богатые и бедные, моравляне и пришельцы из других стран со слезами провожали святого епископа. Равноапостольный Мефодий был с честью похоронен в соборном храме города Велеграда.
День памяти святых Кирилла и Мефодия - 11 мая по церковному календарю (24 мая по новому стилю).
Святые равноапостольные Кирилле и Мефодие, Молите Бога о нас!
Святые равноапостольные первоучители и просветители славянские, братья Кирилл и Мефодий происходили из знатной и благочестивой семьи, жившей в греческом городе Солуни.Святой Мефодий был старшим из семи братьев, святой Константин (Кирилл – его монашеское имя) – самым младшим. Состоя на военной службе, святой Мефодий правил в одном из подчиненных Византийской империи славянских княжеств, по-видимому, в болгарском, что дало ему возможность научиться славянскому языку. Прожив там около 10 лет, святой Мефодий принял затем монашество в одном из монастырей на горе Олимп.
Святой Константин с малых лет отличался большими способностями и учился вместе с малолетним императором Михаилом у лучших учителей Константинополя, в том числе у Фотия, будущего Патриарха Константинопольского. Святой Константин в совершенстве постиг все науки своего времени и многие языки, особенно прилежно изучал он творения святителя Григория Богослова, а за свой ум и выдающиеся познания святой Константин получил прозвание Философа (мудрого). По окончании учения святой Константин принял сан иерея и был назначен хранителем Патриаршей библиотеки при храме святой Софии, но вскоре покинул столицу и тайно ушел в монастырь. Разысканный там и возвращенный в Константинополь, он был определен учителем философии в высшей Константинопольской школе. Мудрость и сила веры еще совсем молодого Константина были столь велики, что ему удалось победить в прениях вождя еретиков-иконоборцев Анния. После этой победы Константин был послан императором на диспут для прений о Святой Троице с сарацинами (мусульманами) и также одержал победу. Вернувшись, святой Константин удалился к брату своему, святому Мефодию на Олимп, проводя время в непрестанной молитве и чтении творений святых отцов.
Вскоре император вызвал обоих святых братьев из монастыря и отправил их к хазарам для евангельской проповеди. На пути они остановились на некоторое время в городе Корсуни, готовясь к проповеди. Там святые братья чудесным образом обрели мощи священномученика Климента, папы Римского (память 25 ноября). Там же в Корсуни святой Константин нашел Евангелие и Псалтирь, написанные «русскими буквами», и человека, говорящего по-русски, и стал учиться у этого человека читать и говорить на его языке. После этого святые братья отправились к хазарам, где одержали победу в прениях с иудеями и мусульманами, проповедуя Евангельское учение. На пути домой братья снова посетили Корсунь и, взяв там мощи святого Климента, вернулись в Константинополь. Святой Константин остался в столице, а святой Мефодий получил игуменство в небольшом монастыре Полихрон, недалеко от горы Олимп, где он подвизался прежде.
Вскоре пришли к императору послы от моравского князя Ростислава, притесняемого немецкими епископами, с просьбой прислать в Моравию учителей, которые могли бы проповедовать на родном для славян языке. Император призвал святого Константина и сказал ему: «Необходимо тебе идти туда, ибо лучше тебя никто этого не выполнит». Святой Константин с постом и молитвой приступил к новому подвигу. С помощью своего брата святого Мефодия и учеников Горазда, Климента, Саввы, Наума и Ангеляра он составил славянскую азбуку и перевел на славянский язык книги, без которых не могло совершаться Богослужение: Евангелие, Апостол, Псалтирь и избранные службы. Это было в 863 году.
После завершения перевода святые братья отправились в Моравию, где были приняты с великой честью, и стали учить Богослужению на славянском языке. Это вызвало злобу немецких епископов, совершавших в моравских церквах Богослужение на латинском языке, и они восстали против святых братьев, утверждая, что Богослужение может совершаться лишь на одном из трех языков: еврейском, греческом или латинском. Святой Константин отвечал им: «Вы признаёте лишь три языка, достойных того, чтобы славить на них Бога. Но Давид вопиет: Пойте Господеви вся земля, хвалите Господа вси языци, всякое дыхание да хвалит Господа! И в Святом Евангелии сказано: Шедше научите вся языки..». Немецкие епископы были посрамлены, но озлобились еще больше и подали жалобу в Рим. Святые братья были призваны в Рим для решения этого вопроса. Взяв с собой мощи святого Климента, папы Римского, святые Константин и Мефодий отправились в Рим. Узнав о том, что святые братья несут особой святые мощи, папа Адриан с клиром вышел им навстречу. Святые братья были встречены с почетом, папа Римский утвердил богослужение на славянском языке, а переведенные братьями книги приказал положить в римских церквах и совершать литургию на славянском языке.
Находясь в Риме, святой Константин занемог и, в чудесном видении извещенный Господом о приближении кончины, принял схиму с именем Кирилл. Через 50 дней после принятия схимы, 14 февраля 869 года, равноапостольный Кирилл скончался в возрасте 42 лет. Отходя к Богу, святой Кирилл заповедал брату своему святому Мефодию продолжать их общее дело – просвещение славянских народов светом истинной веры. Святой Мефодий умолял папу Римского разрешить увезти тело брата для погребения его на родной земле, но папа приказал положить мощи святого Кирилла в церкви святого Климента, где от них стали совершаться чудеса.
После кончины святого Кирилла папа, следуя просьбе славянского князя Коцела, послал святого Мефодия в Паннонию, рукоположив его во архиепископа Моравии и Паннонии, на древний престол святого Апостола Андроника. В Паннонии святой Мефодий вместе со своими учениками продолжал распространять Богослужение, письменность и книги на славянском языке. Это снова вызвало ярость немецких епископов. Они добились ареста и суда над святителем Мефодием, который был сослан в заточение в Швабию, где в течение двух с половиной лет претерпел многие страдания. Освобожденный по приказанию папы Римского Иоанна VIII и восстановленный в правах архиепископа, Мефодий продолжал евангельскую проповедь среди славян и крестил чешского князя Боривоя и его супругу Людмилу (память 16 сентября), а также одного из польских князей. В третий раз немецкие епископы воздвигли гонение на святителя за непринятие римского учения об исхождении Святого Духа от Отца и от Сына. Святитель Мефодий был вызван в Рим, но оправдался перед папой, сохранив в чистоте Православное учение, и был снова возвращен в столицу Моравии – Велеград.
Здесь в последние годы своей жизни святитель Мефодий с помощью двух учеников-священников перевел на славянский язык весь Ветхий Завет, кроме Маккавейских книг, а также Номоканон (Правила святых отцов) и святоотеческие книги (Патерик).
Предчувствуя приближение кончины, святой Мефодий указал на одного из своих учеников – Горазда как на достойного себе преемника. Святитель предсказал день своей смерти и скончался 6 апреля 885 года в возрасте около 60 лет. Отпевание святителя было совершено на трех языках – славянском, греческом и латинском; он был погребен в соборной церкви Велеграда.
Пробыв в чине воеводы около 10 лет и познав суету житейскую, Мефодий стал располагать свою волю к отречению от всего земного и устремлять свои мысли к небесному. К тому же в это время царь-иконоборец Феофил воздвиг гонение на святые иконы. Это гонение еще более открыло пред Мефодием суету мирской жизни и он, оставив воеводство и все утехи мира, ушел в монахи на гору Олимп , где с большим повиновением и покорностью старался выполнять монашеские обеты, занимаясь при сем изучением священных книг.
Блаженный Константин, младший из сыновей Льва, уже в младенческом возрасте проявлял нечто дивное. Когда мать, по рождении, отдала его кормилице, чтобы та выкормила его, он никак не желал питаться чужим молоком, но только молоком матери своей. Очевидно, благочестивая отрасль не должна была питаться чужим молоком. С рождением Константина добрые родители дали обещание жить как брат с сестрой, как и прожили 14 лет до своей, смерти. Пред смертью мужа Мария плакала, говоря:
– Ни о чем я так не скорблю, как о Константине: как он устроится в жизни?
– Поверь мне жена, – отвечал Лев, – я надеюсь на Бога, что Господь Бог сделает его таковым отцом и строителем, что он устроит всех христиан.
Так и произошло.
Будучи семи лет Константин видел сон, который и рассказал своим родителям.
«Снилось мне, – говорил Константин, – что воевода собрал всех девиц города и сказал мне: выбери себе одну из них в невесты. Я осмотрел и избрал красивейшую из них с светлым лицом и украшенную многими золотыми вещами и дорогими каменьями по имени София».
Поняли родители, что Господь дает отроку девицу Софию , т.е. премудрость Божию, возрадовались духом и со старанием стали учить Константина не только книжному чтению, но и богоугодному добронравию – премудрости духовной.
«Сын, – говорили они Константину словами Соломона, – чти Господа и укрепишься ; храни заповеди и поживешь ; словеса Божия напиши на скрижали своего сердца: «скажи мудрости: ты сестра моя! И разум назови родным твоим» (). Премудрость сияет светлее солнца и, если ее будешь иметь своей помощницей, она избавит тебя от многого зла».
Родители отдали Константина в книжное обучение. Он отличался хорошею памятью и разумом, так что в ученье был лучше всех своих сверстников. С ним произошел следующий случай:
Как сын богатых родителей, Константин однажды вместе со своими товарищами отправился на соколиную охоту. Лишь только Константин выпустил своего сокола, поднялся сильный ветер, который унес сокола неизвестно куда. Константин так сильно опечалился о соколе, что два дня не ел ничего, даже хлеба. Человеколюбивый Господь, не желая чтобы юноша так печалился житейскими вещами, этим соколом уловил его, как некогда Плакиду – оленем. Размышляя о утехах сего жития, святой Константин говорил: «Какая эта жизнь, что радость непременно вызывает печаль. С сего дня пойду другим путем, лучшим этого, чтобы можно было мне избежать житейской суеты». С этого времени он стал почти всегда находиться дома, стараясь с большим прилежанием изучать науки, особенно учение святого Григория Богослова.
К сему святителю Константин имел большую любовь и многое из его учения знал наизусть. Начертив на стене изображение святого креста, он под этим крестом написал похвалу святому Григорию в следующих словах: «О святитель Божий, Григорий Богослов! Ты – телом был человек, житием же явился ангел, ибо уста твои, как уста серафимов, хвалами прославили Бога и своим православным учением просветили вселенную. Молю тебя, прими меня, с верой и любовью к тебе припадающего, и будь моим учителем и просветителем».
Прилежно изучая книги, Константин видел, насколько еще незначительны его познания по причине неимения хорошего учителя, отчего впал в великое уныние. В их городе жил один человек (странник), знавший грамматику. К нему отправился Константин, умолял его и, упав ниц пред ним, сказал:
– Сделай для меня доброе дело: научи меня грамматике.
На это ответил ему странник:
– Отрок, не проси меня. Я дал обещание уже больше никого не учить.
Снова Константин со слезами стал говорить ему:
– Возьми ту часть из дома отца моего, которая принадлежит мне, только научи меня.
Но и это не убедило сего человека. Тогда Константин отправился домой и здесь стал усердно молиться, чтобы Господь исполнил желание его сердца, нашел для него учителя. Господь вскоре выполнил его желание.
В это время в греческой земле умер царь Феофил, и стал царствовать сын его Михаил с матерью своей благочестивой царицей Феодорой. Этот царь остался после отца малолетним и ему в воспитатели были назначены три вельможи: доместик Мануил, патрикий Феоктист и логофет Дроми, который был хорошо знаком с родителями Мефодия и Константина. Логофет, зная о успехах и прилежании Константина, послал за ним, чтобы он учился наукам вместе с юным царем Михаилом, который бы подражал старанию Константина. Отрок воспрянул духом и с радостью отправился в путь, молясь Богу молитвою Соломона: «Боже отцов и Господи милости, – так молился Константин, – сотворивший человека. Дай мне приседящую Твоему престолу премудрость и не исключи меня из числа Твоих отроков, ибо я Твой раб и сын Твоей рабыни. Дай мне, чтобы я знал все то, что угодно Тебе и поработал ради имени Твоего во всю свою жизнь».
В Царьграде Константин проживал то у болярина в доме, то в царских чертогах. В 3 месяца он выучил грамматику, затем изучил Гомера и геометрию, диалектике и философии учился у Льва и Фотия . Кроме этих наук изучил риторику, арифметику, астрономию, музыкальное искусство и вообще все прочие эллинские науки. Хорошо знал не только греческий язык, но и другие: латинский, сирский и некоторые иностранные. Своим умом и прилежанием он приводил в удивление своих учителей, за что и получил впоследствии название философа-мудреца. Но он был премудр не только в науках, а также и в жизни, он старался быть смиренным, беседовал с теми, от кого желал получить наставление, и уклонялся от тех, которые могли совратить на зло. Одним словом, он старался переменить земное на небесное и жить с Богом.
Логофет, видя добрую жизнь Константина и его успехи в науках, сделал его управляющим над своим домом, а также позволил ему входить без доклада в царские палаты. Однажды логофет спросил Константина:
– Скажи мне, философ, что называется философией?
– Философия, – отвечал Константин, – есть разумение божеских и человеческих дел, которое учит человека чрез добродетель, насколько возможно, приближаться к Богу, сотворившему человека по Своему образу и подобию.
После сего логофет еще более возлюбил Константина и желал получить от него наставление в философии. Константин в немногих словах изложил пред ним философское учение, за что логофет оказывал ему особое уважение и даже предлагал много золота, но Константин отказался.
У этого вельможи была крестница – девица богатого и славного рода. Логофет задумал женить на ней Константина и уговаривал его так.
– Красота твоя и мудрость, – говорил логофет, – невольно заставляет любить тебя. Есть у меня духовная дочь, девушка красивая, богатая, хорошего и знатного рода Если хочешь, возьми ее себе в жены. От царя ты получишь большую честь и княжество, а в скором времени будешь назначен и воеводой.
– Велик этот дар для желающих, – отвечал Константин, – для меня же нет ничего драгоценнее ученья, чрез которое я могу приобрести разум, истинную честь и богатство.
После таких слов логофет отправился к царице и сказал:
– Молодой философ не любит суеты этой жизни. Постараемся удержать его около себя, а для сего уговорим его посвятиться во священный сан и быть патриаршим библиотекарем при церкви святой Софии. Только таким путем можно удержать его.
Так они и сделали. Константин стал священником и библиотекарем при церкви святой Софии. Но и в сем звании Константин недолго был вместе с ними. Ничего никому не сказав, он отправился в Золотой Рог и там скрылся в одном монастыре. Долго искали Константина и только через 6 месяцев нашли его. Занять прежнюю должность они не могли уговорить его и только упросили его быть учителем философии в главном Константинопольском училище.
– Если бы Господь сказал: не сотвори никакого подобия, – отвечал на это философ, – то тогда ты говорил бы правильно; но Господь сказал: всякого, т.е. кроме достойного.
Против сего старец ничего не мог возразить и замолчал. Около этого времени пришли послы в Константинополь от неверных агарян или сарацин, владеющих Сириею. Эти сарацины еще при прежнем царе Феофиле попущением Божиим за грехи подступили к греческой земле и разорили прекрасный город Аморию . С этих пор они стали гордиться пред христианами своею силой и прислали грамоту в Царьград с хулением на Пресвятую Троицу.
– Как вы, христиане, – писали сарацины, – говорите, что Бог один, а разделяете Его на три: исповедуете Отца, Сына и Духа? Если вы можете это доказать, то пришлите к нам таковых мужей, которые могли бы побеседовать с нами о вере, и убедить нас .
В это время блаженному Константину было 24 года. Царь вместе с патриархом собрали собор, на который позвали Константина и сказали ему:
– Слышишь ли, философ, что говорят скверные агаряне на нашу веру. Если ты слуга и ученик Святой Троицы, иди и обличи их. И Бог, совершитель всякого дела, славимый в Троице, Отец, Сын и Святой Дух, дает тебе благодать и силу в словах, явить тебя другим Давидом, с тремя каменьями победившего Голиафа (), и затем благополучно возвратит тебя обратно к нам.
Услыхав такие слова, философ отвечал:
– Рад я идти для веры христианской. Что для меня может быть лучше: умереть или остаться жить ради Святой Троицы?
Дали Константину двух диаков и отправили их к сарацинам. Они пришли прямо в столицу Сарацинского княжества – Самару, расположенную около реки Евфрата, в которой жил сарацинский князь Амирмушна. Здесь они увидели странные и гнусные вещи, которые делали агаряне на поругание и посмеяние христиан, живущих в тех местах. По повелению сарацинской власти на внешней стороне дверей, где жили христиане, были надписаны образы демонов. Этим агаряне хотели показать, что они гнушаются христианами, как демонами. Как только прибыл к ним Константин, сарацины, указывая на демонов, спросили его:
– Можешь ли, философ, понять, о чем говорят эти изображения?
– Вижу демонский образ, – отвечал философ, – и думаю, что здесь живут христиане. Демоны не могут жить вместе с христианами и бегут от них (находятся вне дверей). Где же нет этого изображения на внешней стороне дверей, там, очевидно, демоны живут внутри здания.
Сарацины пригласили Константина в княжескую палату на обед. За обедом сидели люди умные и книжные, изучившие геометрию, астрономию и др. науки. Они, искушая Константина, спросили его:
– Видишь ли, философ, дивное дело: пророк Магомет принес доброе учение от Бога и обратил многих людей. Все мы одинаково твердо держимся его закона и ничего не меняем. У вас же, христиан, соблюдающих закон Христов, один верует так, а другой иначе и живет, как ему хочется. Есть между вами много учителей, которые учат по-различному, и есть иноки, носящие черную одежду и ведущие особый образ жизни. Однако все вы именуетесь христианами.
– Два вопроса предложили мне, – отвечал блаженный Константин, – о вере христианской и о законе христианском, или: как веруют христиане и как выполняют свою веру в жизни. Скажу прежде всего о вере. Бог наш, как пучина морская – безмерной широты и глубины, непостижим человеческим умом и неизъясним человеческими словами, как говорит о Нем святой пророк Исаия: «род Его кто изъяснит?» (); на основании этого и учитель наш святой апостол Павел взывает, говоря: «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! как непостижимы судьбы его и неисследимы пути Его» (). В эту пучину входят многие, желающие взыскать Бога, и те из них, которые сильны умом и приобрели помощь Самого Господа, безопасно плавают по морю непостижимости Божией; те же, которые умом слабы и по своему самомнению, лишившись помощи Божией, желают переплыть эту пучину в дырявых кораблях, тонут, впадая в ереси и заблуждения, или с трудом остаются на одном месте, волнуясь неизвестностью и сомнениями. Поэтому многие (как говорите вы) из христиан различаются по вере. Это я сказал о вере, а о делах по вере скажу следующее: Закон Христов не другой какой, а тот, который Бог дал Моисею на Синае (), чтобы не убивать, не красть, не прелюбодействовать, не желать чужого и пр. Наш Господь сказал: «не нарушить пришел закон... но исполнить» (). Для более же совершенной жизни и лучшего богоугождения Господь дал совет проводить более чистую, девственную жизнь и исполнять особые дела, которые ведут в жизнь вечную путем тесным и печальным. Однако к сей жизни Господь не принуждает, и по насилию этого не бывает. Бог создал человека между небом и землею: разумом и смыслом человек отличается от бессловесных, гневом и похотью отличается от ангелов. Затем Бог дал человеку свободную волю, чтобы он делал то, что захочет и к чему будет приближаться – с тем и будет иметь общение: или будет общником ангелов, работая Богу, как учит человека его просвещенный верою разум, или будет иметь общение с несмысленными скотами, если без всякого воздержания будет исполнять все плотские похоти. А так как Бог сотворил человека со свободною волею, то Он желает, чтобы мы спасались не насилием, а по своему желанию и говорит: «если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною» (); и: «Кто может вместить, да вместит» (). Одни из верных христиан шествуют в сей жизни более удобным путем, живут по законам естества целомудренно в честном супружестве, другие же, более ревностные и желающие быть более совершенными, стараются жить подобно ангелам, идут путем тесным. Поэтому христиане ведут различную жизнь.
Ваша же вера и закон, – продолжал Константин, – не имеют никакого неудобства; они подобны не морю, но малому ручью, который может перепрыгнуть всякий, и великий, и малый, без всякого затруднения. В вашей вере и вашем законе нет ничего божественного и богодухновенного, но только человеческие обычаи и плотские мудрования, которые можно без труда выполнить. Ведь законодатель ваш Магомет и не дал вам какой-либо трудновыполнимой заповеди: он даже не отвратил вас от гнева и беззаконной похоти, но разрешил все. Поэтому вы все однообразно выполняете ваш закон, как данный по вашим похотям. Спаситель же наш Христос поступил не так. Сам Он, Пречистый и источник всякой чистоты, желает, чтобы и рабы Его жили свято, отдаляясь от всякой похоти и чистые присоединялись бы только чистым, так как в Его царство «не войдет ничто нечистое» ().
Тогда сарацинские мудрецы спросили Константина:
– Зачем вы, христиане, Одного Бога разделяете на три: называете Отцом, Сыном и Духом. Если Бог может иметь Сына, то дайте Ему и жену, чтобы было много богов?
– Не хулите Пребожественную Троицу, – отвечал христианский философ, – Которую мы научились исповедовать от древних пророков, которых признаете и вы, как держащиеся вместе с ними обрезания. Они же учат нас, что Отец, Сын и Дух суть Три ипостаси, существо же их едино. Подобие сему можно видеть на небе. Так в солнце, созданном Богом в образе Святой Троицы, находятся три вещи: круг, светлый луч и теплота. Во Святой Троице, солнечный круг есть подобие Бога Отца. Как круг не имеет ни начала ни конца, так и Бог – безначален и бесконечен. Как от солнечного круга происходит светлый луч и солнечная теплота, так от Бога Отца рождается Сын и исходит Дух Святой. Таким образом солнечный луч, просвещающий всю вселенную, есть подобие Бога Сына, рожденного от Отца и являемого в сем мире, солнечная же теплота, исходящая из того же солнечного круга вместе с лучом, есть подобие Бога Духа Святого, Который вместе с рождаемым Сыном, предвечно исходит от Отца, хотя во времени посылается людям и Сыном! , как напр. на апостолов был послан в виде огненных языков. И как солнце, состоящее из трех предметов: круга, светлого луча и теплоты не разделяется на три солнца, хотя каждый из сих предметов имеет свои особенности, одно есть круг, другое – луч, третье – теплота, однако не три солнца, а одно, так и Пресвятая Троица, хотя имеет Три Лица: Отца, Сына и Святого Духа, однако не разделяется Божеством на три бога, но есть Один Бог. Помните ли вы как говорит Писание о том, как Бог явился праотцу Аврааму у дуба Маврийского, от которого вы храните обрезание? Бог явился Аврааму в Трех Лицах. «Возвел очи свои (Авраам) и взглянул, и вот три мужа стоят против него. Увидев, он побежал навстречу им от входа в шатер и поклонился до земли. И сказал: Владыка! Если я обрел благоволение пред Тобою, не пройди мимо раба Твоего» ().
Обратите внимание: Авраам видит пред собою Трех Мужей, а беседует как бы с Одним, говоря: «Господи! Если я обрел благоволение пред Тобою» . Очевидно святой праотец исповедывал в Трех Лицах Одного Бога.
Мудрецы сарацин, не зная, что сказать относительно учения о Пресвятой Троице, молчали, а затем спросили:
– Как вы, христиане, говорите, что Бог родился от жены? Может ли Бог родиться от женской утробы?
– Не от простой жены, – отвечал философ, – но от небрачной Пречистой Девы родился Бог Сын действием Святого Духа, Который в Пречистой девической утробе несказанно основал плоть Христу Богу и устроил сверхъестественное воплощение и рождение Слова Отца. Посему и заченшая Сына от Святого Духа Дева, как пред рождением, так во время рождения и по рождении, пребывала Девой чистой, по изволению Бога, Которому повинуется всякое созданное существо, по словам церковной песни: «идеже бо хощет Бог, побеждается естества чин» .
А что Христос родился от чистой Девы Духом Святым, свидетельствует также и ваш пророк Магомет, написав следующее: «Послан Дух Святой к чистой Деве, чтобы по Его изволению Она родила Сына».
– Мы не спорим, – сказали сарацины, – что Христос родился от чистой Девицы, только не называем Его Богом.
– Если бы Христос был простой человек, а не вместе и Бог, то для чего должно было произойти зачатие Его от Святого Духа? Простой человек родится от брачной женщины, а не от Неискусобрачной Девицы и зачинается по естеству от мужа, а не по особому наитию и действию Святого Духа.
После сего сарацины спросили:
– Если Христос есть ваш Бог, то почему же вы не делаете того, что Он велит вам? Ведь написано в Евангелии: молитесь за врагов, делайте добро ненавидящим и притесняющим вас и бьющим вас подставляйте щеку. Вы же поступаете не так: против противников ваших вы оттачиваете оружие.
На это философ отвечал так:
– Если в каком законе будут написаны две заповеди и даны людям для исполнения, то кто из людей будет истинный исполнитель закона: тот ли, кто исполнит одну заповедь, или тот, кто – две?
– Конечно, лучшим исполнителем будет тот, – отвечали сарацины, – кто исполнит две заповеди.
– Христос Бог наш, – сказал на это философ, – повелел нам молиться за обидящих нас и благотворить им, но Он также сказал и это: «нет Больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (). Мы переносим обиды, если они направлены только против кого-либо в отдельности, но мы заступаемся и даже полагаем души свои, если они направлены на общество, чтобы наши братья не попали в плен, где могли бы быть совращены к богопротивным и злым делам.
Снова сарацины сказали:
– Христос ваш давал дань за Себя и за других (за апостола Петра). Почему же вы не исполняете этого и не желаете платить дани? Если бы вы действительно заступались друг за друга, то непременно платили бы дань за ваших братьев такому великому и сильному народу измаильтянскому.
– Если кто ходит по стопам своего учителя и желает всегда ходить, – отвечал Константин, – а кто-либо другой совращает его с этого пути, такой человек друг ему или враг?
– Без сомнения – враг, – отвечали сарацины.
– Когда Христос давал дань, – спросил тогда Константин, – какое было царство: Измаильтянское или Римское?
– Римское, – отвечали сарацины.
– Поэтому и мы, – отвечал философ, – следуя за Христом, платим дань царю, живущему в новом Риме (Константинополь) и владеющему древним Римом. Вы же, когда ищете с нас дани, совращаете с пути Христова и бываете нашими врагами.
После этого предложили Константину много других вопросов из тех наук, которые знали. На все вопросы Константин отвечал так, что сарацины не могли ничего сказать. Тогда они спросили его:
– Почему ты все это знаешь?
Тогда Константин привел следующее сравнение:
– Один человек, – сказал он, – почерпнул воду в море и потом носил ее в мешке. Отойдя далеко от моря, он указывая на мешок с водой, говорил всем: «Видите ли воду, которую никто кроме меня не имеет?» К нему подошел один приморский житель и сказал: «Не стыдно ли тебе хвалиться каким-то мешком с водой, чего мы имеем целое море». Так и вы поступаете, когда задаете вопросы из тех наук, которым научились от нас (греков).
Затем, как нечто дивное, сарацины показали Константину виноградник, некогда с усердием насажденный и хорошо разросшийся . Константин объяснил, как это делается. Тогда сарацины показали ему все свое богатство: дворцы, украшенные золотом, серебром и драгоценными каменьями и сказали:
– Видишь ли, философ, какую силу и какое богатство имеет Омар, владыка сарацин?
– Нет в этом ничего дивного, – отвечал философ. – За все это должно прославлять Бога, давшего эти богатства для наслаждения людям. Все это принадлежит Богу и никому другому.
В конце концов сарацины показали себя такими, какими они есть. Они дали в питье блаженному Константину яд. Но Господь, обещавший всем, кто трудится во имя Его, «если что смертоносное выпьют, не повредит им» (), сохранил Своего раба целым и невредимым. Сарацины, видя сие чудо, отправили Константина вместе с другими посланными в свою сторону с честью и дарами от своего князя.
В Константинополе царь и патриарх встретили блаженного Константина с похвалою за тот богоугодный труд, который он выполнил. Но не долго был Константин в Царьграде. Скоро он ушел в одно тихое и глухое место, где стал заботиться только о своем спасении. Никакого пропитания он с собой не взял, а возложил в этом случае надежду на Промысл Божий, который чрез христолюбивых людей доставлял ему пищу. Из принесенной пищи Константин ничего не оставлял на другой день, но, после обычной еды, все остальное раздавал нищим, уповая на Бога, Который отверзает Свою щедрую руку и питает Своею благостью все живущее.
Однажды у Константина под большой праздник не было никакой пиши, о чем стал сильно сокрушаться слуга его. Блаженный Константин сказал ему:
– Тот, Кто некогда питал израильтян в пустыне много лет, неужели не напитает и нас в этот великий день? Ты непременно сходи и призови к нам на обед хотя пять нищих и мы будем ждать милости Божией, потому что Он нас не оставит.
Действительно так и случилось. В обеденное время пришел один человек и принес много всякой пищи и десять золотых монет. Блаженный взял это и воздал хвалу Богу, своему Питателю.
Отсюда Константин отправился на Олимп, к старшему брату Мефодию, с которым и стал жить вместе, исполняя в постничестве иноческие подвиги, проводя время в молитве или за книжным чтением .
В это время к греческому царю Михаилу пришли послы от козар , с такими словами:
– Мы прежде всего знаем Одного Бога, Который владычествует над всем, и Ему молимся, кланяясь на восток, но при этом содержим и некоторые непотребные обычаи.
Евреи стараются, чтобы мы приняли их веру и дела, и уже многие из нас стали евреями по вере. Сарацины же, вступая с нами в союз и предлагая нам дары, принуждают нас принять магометанскую веру и говорят, что вера сарацин лучше веры всех прочих народов. Поэтому и от вас, с которыми держим старую любовь и дружбу, желаем получить полезный совет и просим вас, чтобы вы прислали к нам какого-либо ученого мужа и, если он изобличит евреев и сарацин, мы примем вашу веру.
Тогда царь Михаил по совету святейшего патриарха Игнатия , бывшего после святого Мефодия , решил отправить к козарам блаженного Константина, которого призвали с Олимпийской горы. Передав просьбу козар, царь сказал Константину:
– Иди, философ, к этим людям и с помощью Святой Троицы благовести им учение о Пресвятой Троице. Лучше тебя никто не может выполнить сего поручения.
– Если велишь, владыко, – отвечал Константин, – я с радостью пойду туда пешком, босой и без всего, чего не велел брать Господь Своим ученикам, посылая их на проповедь.
– Если бы ты делал это от себя лично, – отвечал царь, – то я ничего не имел бы против сего, но так как ты отправляешься от нас, то иди с честью и царской помощью.
После этого Константин уговорил брата своего, блаженного Мефодия, знавшего славянский язык, идти с ним на апостольское служение, просветить неверных светом Христовой веры. Мефодий согласился, и они отправились вместе. Лежал им путь через степи, а в степях в это время жили угры, нынешние венгерцы или мадьяры. Эти угры были до того страшны, что даже мало походили на людей: одежду носили мехом вверх, хлеба не сеяли и жили разбоем. Когда святые братья остановились здесь для молитвы, на них напали угры, которые выли как волки, желая растерзать их. Константин не испугался, не оставил своей молитвы и, взывая ко Господу, часто повторял: «Господи помилуй!»
По окончании молитвы угры, увидав Константина, по божественному смотрению, стали кроткими и начали кланяться ему, Константин сказал им несколько поучительных слов, после чего угры отпустили их в дорогу.
Прежде всего святые братья отправились в сопредельный козарам греческий город Херсон, что стоял на морском берегу недалеко от (нынешнего) Севастополя. Здесь они провели немалое время, изучая козарский и греческий языки. Константин здесь же перевел восемь частей еврейской грамматики. Они изучали ее для того, чтобы успешнее просвещать хозар и состязаться с евреями, которых было много между хозарами .
Здесь же проживал один самарянин, который ходил к Константину и беседовал с ним о вере. Однажды он принес самарянские книги и показал их Константину. Константин выпросил их у самарянина и, затворившись в своей комнате, стал усердно молить Бога, чтобы Он помог ему изучить их. С помощью Божией Константин скоро и хорошо изучил эти книги. Узнав об этом, самарянин воскликнул: «Воистину, кто верует во Христа, скоро приемлет благодать Святого Духа».
Сын самарянина тотчас же крестился; после него принял Христову веру и самарянин.
В Херсоне Константину удалось найти «Евангелие и псалтирь Русскими письмены писана», а также человека, говорившего этим языком. Константин, беседуя с ним, научился этой речи и, на основании бесед разделил письмена на гласные и согласные буквы и с помощью Божией вскоре начал читать и объяснять найденные книги. Многие, видя таковую мудрость, дивились и славили Бога.
Здесь же святые братья узнали, что мощи святого священномученика Климента папы Римского , находятся в море. Они стали убеждать херсонского епископа открыть святые мощи. О сих мощах повествуется следующее:
Когда святой Климент был заточен из Рима в Херсон и многих обратил там в христианскую веру, тогда игемон Авфидиан, по повелению царя Траяна , приказал потопить его в море, навязав на его шею корабельный якорь, чтобы христиане не могли отыскать тела его. Верные ученики святого стояли на берегу и с рыданием смотрели на потопление их учителя. Затем два вернейших ученика, Корнилий и Фив, сказали христианам:
– Помолимся все единодушно, чтобы Господь открыл нам тело святого мученика.
По молитве христиан море отступило назад на три поприща . Народ, как древле израильтяне в Чермном море, пошел по сухому дну, и нашли мраморную гробницу, сделанную наподобие церкви, и там увидели лежащим святое тело и якорь, с которым был потоплен святой. Христиане намеревались взять оттуда святое тело, но вышеупомянутые ученики сподобились получить откровение, чтобы святые мощи были оставлены неприкосновенными, и что каждый год в воспоминание святого море будет отступать назад на семь дней, давая путь желающим поклониться святым мощам. Так продолжалось 700 лет от царствования Траяна до царствования греческого царя Никифора . По грехам же людей море перестало отступать назад в царствование Никифора, что доставило великую скорбь христианам.
Святые Константин и Мефодий прибыли в Херсон, когда прошло уже более 50 лет со времени окончательного скрытия святых мощей. Георгий, блаженный епископ Херсона, которого святые братья убедили открыть святые мощи, прежде всего отправился в Константинополь к царю и патриарху взять у них позволение на сие открытие. Вместе с епископом из Константинополя на открытие святых мощей прибыл весь клир церкви святой Софии. Затем все вместе, а также и святые Константин и Мефодий, в сопровождении народа отправились на берег моря, надеясь получить желаемое. Но море не отступало. Тогда, по захождении солнца, сели на корабль и отплыли в море. Вдруг ночью, в самую полночь, воссиял свет от моря и явилась честная глава, а затем и все тело святого Климента стало видно. Святые мощи положили в корабль и с великою честью отвезли в город и положили в Апостольской церкви . Святые Константин и Мефодий взяли часть святых мощей и возили их всюду, куда сами ходили, пока не отвезли эту часть в Рим.
Из Херсона Константин и Мефодий отправились к козарам, где были с честью приняты каганом козарским, которому отдали грамоту от греческого царя. Блаженному Константину пришлось вести продолжительные беседы с козарами, евреями и сарацинами. В этих беседах Мефодий почти не принимал никакого участия, так как был меньше обучен, чем Константин: он, как бывший воевода, лучше знал, как обходиться с народом, чем как вести ученые беседы. Поэтому Константину, который с малых лет был искусен в науках, хорошо знал священное Писание и был хорошим проповедником, готовым дать ответ на всякий вопрос, пришлось одному вести беседы о вере; Мефодий же помогал Константину своею богоугодною молитвою.
Козары прислали к Константину одного лукавого и хитрого мужа, который сказал ему:
– Вы, греки, имеете дурной обычай поставлять вместо одного царя – другого, из простого, нецарского рода. Так после Никифора поставили царем боярина Михаила Куропалата и, оставив его, возвели на престол Льва Армянина из простого рода, по умерщвлении которого поставили Михаила Травла, родом из Амория. У нас же не так: все наши каганы из каганского рода, и никто у нас не может царствовать, если не будет из этого рода.
На это Константин отвечал краткими словами:
– Разве нехорошо поступил Бог, когда отверг неугодного Ему царя Саула и из числа пастырей стад избрал по Своему сердцу мужа Давида?
Козарин ничего не мог возразить на это и предложил другой вопрос:
– Вы произносите нравоучения из книг, которые держите в руках, мы же не так, но произносим всю мудрость от ее, не гордясь своими писаниями, как делаете вы. Вся мудрость будто находится внутри нас.
– Если встретить нагого человека, – отвечал Константин, – который будет уверять, что имеет много одежды и золота и имений, поверишь ли ему, видя его нагим и не имеющим ничего в руках?
– Нет, – сказал козарин. – Если бы что-либо имел, то не ходил бы нагим.
– Если ты, как хвалишься, поглотил всякую мудрость, – сказал Константин козарину, – то скажи мне: сколько родов было от Адама до Моисея и где какой род жил на земле?
Козарин не мог ничего сказать. Константин продолжал:
– Поэтому я не верю тебе, что ты изучил всякую премудрость и не нуждаешься в книгах.
Святые братья были позваны на обед к кагану. Перед тем, как садиться за стол, каган спросил их:
– Скажите мне, какого вы рода, чтобы нам знать, на каком месте вас посадить.
– Дед наш, – отвечал Константин, – был великого и славного рода и находился вблизи Царя. Но он не умел удержать данной ему великой славы, был изгнан от Царя и удалился в чужую сторону, где и родил нас. Мы теперь и ищем древнюю славу нашего деда и не желаем иметь никакой другой. Дед же наш был Адам.
– Прилично и правильно говоришь ты, гость, – сказал каган, после чего стал иметь особое уважение к Константину.
Когда сели за стол, каган взял чашу и сказал:
– Пью в честь Единого Бога, сотворившего всю тварь. Константин же взял чашу со словами:
– Пью во славу Единого Бога и Слова Его, Которым утверждены небеса, и Животворящего Духа, Которым поддерживается бытие созданной твари.
– Вот мы, – сказал каган Константину, – содержим одинаковое учение о Боге, Творце всей твари, только различаемся тем, что вы славите Троицу, а мы славим Единого Бога, как учат об этом еврейские книги.
– Если вы, – отвечал Константин, – из еврейских книг узнали, что Бог един, то из тех же книг познайте и Святую Троицу. Еврейские книги в своих пророчествах проповедуют кроме Отца – Слово и Духа. Так царь и пророк Давид говорит: «словом Господа сотворены небеса, и духом уст Его – все воинство их» (). Вот в этом месте вполне ясно указаны единство и троичность: Господь, Его Слово и Дух. Господь есть Бог Отец, Слово – Бог Сын, Дух уст Господних – Бог Дух Святой. Однако не три Господа, но Един Господь с Своим Словом и Духом, а также не три бога в божестве, но Один почитаемый Бог. Обрати внимание и на то: который из двух был бы лучшим почитателем твоего царского лица, тот ли, кто оказывал бы только тебе честь, а презирал бы твое слово и дух твоих уст, или тот, кто одинаково почитал бы и тебя, и твое слово, и дух твоих уст?
– Без сомнения последний, – отвечал каган.
– Поэтому мы, – продолжал философ – равно почитая Святую Троицу: Отца, Сына и Святого Духа, лучшие и истиннейшие богопочитатели, чем вы. Таковому богопочитанию мы научились из пророческих книг. Кроме вышеуказанного места приведу и другие. Так святой пророк Исаия говорит о Боге Сыне в следующих словах: «послушай Меня, Иаков и Израиль, призванный Мой: Я тот же, Я первый и Я последний... и ныне послал Меня Господь Бог и Дух его» (). Это место священного Писания древние отцы наши так объясняли:
– Кто посылаемый, если не Сын? От Кого посылается если не от Отца и Святого Отческого Духа?
На этом обеде было много Иудеев. Некоторые из них сказали блаженному Константину:
– Скажи нам, христианский философ: как может женский пол вместить во чреве Бога, на Которого не могут взирать даже ангелы?
Философ, показывая перстом кагану на первого советника, сказал:
– Если бы кто сказал, что этот первый советник не может принять в свой дом кагана и угостить его, когда это может сделать последний раб, то как бы мы назвали его: безумным или разумным?
– Даже и очень безумным, – отвечали иудеи.
Тогда философ предложил такой вопрос:
– Какое из всех видимых в поднебесной творений самое честнейшее?
– Человек есть самое честнейшее творение, – отвечали иудеи, – потому что имеет разумную душу, созданную по образу Божию.
– Поэтому неразумны те, – отвечал философ, – которые признают невозможным, чтобы в человеческой утробе вместился Бог, тогда как знают, что Он вмещался в терновый куст (купину) при Моисее. Разве купина, бездушное и бесчувственное творение, честнее чувственной и разумной твари, имеющей богоподобную душу? Кроме купины Бог вмещался в облако, дым и огонь, когда являлся Иову, Моисею и Илии. Особенно же чудесно то, что Бог вместился в честнейшую одушевленную тварь, желая явиться на земле и жить с людьми, чтобы избавить их от смертной язвы, нанесенной человеческому роду грехом Адама. От кого, как не от Самого Творца, скажите мне, должно было ждать врачевства и обновления честнейшему созданию, то есть роду человеческому? Не Давид ли предсказал: «послал слово Свое и исцелил их» (). Поэтому Слово Отчее, Бог Сын, пришел и исцелил естество человеческое. Как Слово Отчее мог исцелить человека, если бы не соединился с человеком чрез вочеловечение и не приложился к человеку подобно целительному пластырю? Разве врач, желая уврачевать израненного человека, прикладывает пластырь к дереву или камню, а не к больному? Поэтому и Бог Слово Свое Единородное приложил, подобно пластырю, не к дереву, хотя раньше Оно являлось и между деревьями в купине, не к камню, хотя было видимо в каменных горах Синая и Хорива Моисеем и Илией, но к человеку, объятому греховною болезнью. Соединение стало неразрывно, ибо Господь благоволил вселиться в чистую, девическую, а не просто женскую, утробу, как пророчествовал о сем Исаия: «се, Дева во чреве зачнет и родит сына, и нарекут имя ему Еммануил, что значит: с нами Бог» (). Здесь пророк ясно говорит, что Бог Сын родится на земле от чистой и небрачной Девицы. А что возможно было вселиться Богу в девическую утробу ради нашего спасения, вспомните, что написано в ваших книгах. Ваш раввин Ахилла говорит:
– В громе каменне и в гласе трубном не являйся нам к тому, Господи, не являйся нам к тому, Господи щедрый, но вселися в нашу утробу, грехи наши отыми.
– Если же Моисей молил Бога, чтобы вселился в наши утробы, то почему же вы порицаете нас, исповедующих, что Бог вселился в женскую утробу, и не просто женскую, но в девическую, чистую, непорочную и неискусобрачную? Он вселяется и в наши утробы, когда мы, христиане, причащаемся в таинственной жертве. Как видите, древняя молитва Моисея, записанная в ваших книгах по свидетельству раввина Ахиллы, исполнилась: Бог вселился в наши утробы, взяв грехи наши.
После обеда все разошлись и назначили день, в который снова будут беседовать о вере. В назначенный день все собрались и, по приглашению кагана, сели на отведенные места. Константин сделал такое предисловие к беседе:
– Вот я один между вами чужеземец, а все мы ведем беседу о Боге, в руках Которого все, и наши сердца. Когда мы будем беседовать, пусть тот из вас, кто силен в словах, если будет понимать, подтвердит наши слова, а если не будет, пусть снова спросит и мы постараемся разъяснить.
Беседу начали иудеи таким вопросом:
– Скажи нам: Бог прежде дал какой закон: Моисеев, или тот, какой содержите вы, христиане?
– Не потому ли, – отвечал блаженный Константин, – вы спросили меня, какой первый закон, чтобы потом сказать, что первый есть самый лучший?
– Да, – отвечали иудеи. – А поэтому следует повиноваться первому закону, как начальнейшему и самому лучшему.
– Если желаете исполнять только первый закон, то откажитесь от обрезания, – сказал иудеям Константин.
– Почему ты это говоришь? – спросили иудеи.
– Скажите мне поистине, – сказал Константин иудеям, – первый закон был дан в обрезании или в не обрезании?
– Думаем, – отвечали иудеи, – что во обрезании.
– Не Ною ли, – сказал Константин, – Бог дал первый закон? А это было до обрезания и после заповеди, данной в раю по его грехопадении. Бог завещал Ною, чтобы не была проливаема кровь человека: «кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется» (), Затем, говоря о ядении зелий травных, зверей, скотов, птиц и рыб, Бог сказал Ною: «Я поставляю завет Мой с вами и с потомством вашим после вас» ().
– Но завет не закон, – сказали Иудеи. – Бог не сказал Ною: закон Мой, но завет Мой. Мы же говорим о законе.
– Вы соблюдаете обрезание как закон, или нет? – спросил Константин.
– Содержим, как закон, – ответили иудеи.
– Обрезание же, – продолжал Константин, – Бог также не назвал законом, а только заветом, когда, говорил Аврааму: «ты же соблюди завет Мой, ты и потомки твои после тебя в роды их... обрежется у вас весь мужеский пол... и сие Будет знамением завета между Мною и вами... и будет завет Мой на плоти вашей в завете вечном» (). Вот смотрите, – сказал Константин, – Бог ни разу не назвал обрезание законом, но заветом. Откажитесь ли вы поэтому от обрезания как от незаконного? Если же соблюдаете завет обрезании как закон, то и завет, данный Ною, должны соблюдать как закон и называть его законом первым, который Бог дал роду человеческому, изгнанному из рая и сохраненному от вод потопа.
– Нет, – отвечали иудеи. – Только закон, данный Моисею, есть закон, и его мы исполняем.
– Если завет, данный Ною, – сказал Константин, – не закон, а только завет, потому что Бог не назвал его законом, но заветом, то и закон, данный Моисею, не закон, потому что Бог в 11 главе книги пророка Иеремии не называет его законом, но заветом: «слышите слова завета сего... так говорит Господь, Бог Израилев: проклят человек, который не послушает слов завета этого, который Я заповедал отцам вашим, когда вывел их из земли Египетской» (). Если этот завет есть для вас закон, то и завет, данный Ною, тоже закон. А так как этот закон дан до обрезания, то его вы должны и соблюдать как первый и не слушать других законов, бывших после него, то есть Авраамова и Моисеева. Ведь вы сами сказали, что первый закон есть самый лучший и ему нужно повиноваться.
Иудеи уклонились тогда от этого вопроса, стали говорить о другом и сказали:
– Кто держался закона Моисеева, тот угодил Богу. Поэтому и мы, соблюдая его, надеемся также быть угодными Богу. Вы же держитесь нового закона, который сами изобрели для себя, а ветхий закон презираете.
– Приняв новый закон, – отвечал философ, – мы поступали хорошо. Ибо и Авраам, если бы не принял обрезания, но только исполнял завет Ноев, не назвался бы другом Божиим. Также и Моисей после Авраама, не довольствуясь прежде данными законами Ною и Аврааму, написал новый закон. По примеру их поступаем и мы. Однако как они, следуя друг за другом, не уничтожали прежних законов, Авраам не отверг Ноева, а Моисей обоих, но, восполняя недостающее, изложили в более пространных законах более совершенную волю Божию, чтобы заповедь Господня была тверда, так и мы не отрицаем ветхого завета, написанного на Моисеевых скрижалях, но содержим все то, чтобы знать Единого Бога, Творца всей твари, а также: не убивать, не красть и прочие заповеди. Мы удаляемся только всего того, что не написано на Моисеевых скрижалях, например: обрезания, приношения в жертву бессловесных и других подобных. Они были только тенью и подобием, имевшего прийти, нового закона, а потому с пришествием его их нужно было оставить. Какая надобность хранить тень, когда имеем в руках самую вещь?
– Если бы то, что ты говоришь о ветхом завете, – возразили иудеи, – установления и заветы, кроме скрижалей Моисеевых, были только тенью и подобием вашего, нового завета, то древние законодатели знали бы это и сказали бы о вашем, новом законе, имеющим быть в будущее время. Ведь тень и подобие должны обрисовывать ту вещь, которую ждут видеть глазами. Вашего же закона законодатели не ожидали, а потому все ветхозаветные установления и заветы, как и Моисеевы скрижали, не тень и подобие, но самая истина (вещь), которую и вам, как и написанное на Моисеевых скрижалях, нужно хранить как истину.
Против сего философ ответил так:
– Если бы древние законодатели, бывшие в ветхом завете, не знали того, что по их законе настанет новый закон, то я бы спросил вас: когда вначале Бог давал Ною завет, о котором мы говорили ранее, возвестил ли ему тогда, что даст другой закон после него угоднику Своему Аврааму? Конечно нет, а утвердил первый завет существующим в вечные роды. Возвестил ли также Аврааму, когда давал ему завет, что впоследствии даст другой закон Моисею? О нашем же, новом завете, обстоятельно возвестил чрез Своих святых пророков. Так послушайте говорящего Иеремию: «вот наступают дни, говорит Господь, и заключу Я с домом Израиля и с домом Иуды , не такой завет, какой Я заключил с отцами их в тот день, когда взял их за руку, чтобы вывести их из земли египетской; тот завет Мой они нарушили, хотя Я оставался в союзе с ними, говорит Господь» (). Вот видите известное пророчество о нашем, новом завете. Также и пророк Исаия предсказал о новом завете, от лица Господня, говоря: «но вы не вспоминаете прежнего, и о древнем не помышляете. Я творю новое, ныне же оно явится» (). Итак, древние законодатели знали о новоблагодатном законе, ждали его и пророчествовали о нем. Поэтому ваши ветхозаветные установления и заветы есть тень и подобие ожидаемого нашего закона, а не самая истина, а посему их необходимо откинуть как ненужные.
– Всякий еврей признает за истину, что будет новый закон, – сказали иудеи, – но еще не пришло время явиться Помазанному.
– Чего вы еще ждете, – отвечал Константин. – Разве власть царства и княжения вашего, которая по пророчеству праотца Иакова должна существовать только до пришествия Христа-Мессии, не прекратилась, разве Иерусалим не разрушен, разве жертвы не отвержены, разве слава Господня не переселилась от вас на язычников, как ясно предрек об этом пророк Малахия, говоря: «нет Моего благоволения к вам, говорит Господь Вседержитель, и жертвы не приму из рук ваших. Ибо от востока солнца и до запада велико будет имя Мое, и на всяком месте будут приносить фимиам имени Моему, чистую жертву; велико будет имя Мое между народами, говорит Господь Вседержитель» ().
– Мы понимаем это место так, – ответили иудеи, – что язычники будут благословенными чрез нас, как благословленны мы – семя Авраама, будут обрезаны в городе Иерусалиме.
– Через Кого благословляется семя Авраамово, – отвечал Константин, – через Того и мы, именно через Мессию, произошедшего от Авраама, Исаака, Иакова, Иессея и Давида. Ведь Бог сказал Аврааму: «благословятся в тебе все племена земные» (), и Исааку: «благословятся в семени твоем все народы земные» () и то же Иакову (); Давид же говорит: «благословятся в нем племена; все народы ублажают его» (). А что Мессия должен был прийти как ради племени Авраама, так и для спасения язычников, об этом некогда Иаков, благословляя Иуду, сказал так: «не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не придет Примиритель, и ему покорность народов» (). И пророк Захария, возвещая дочери Сиона – Иерусалиму, пришествие кроткого Царя, сидящего на ослице и осленке, говорит: «тогда истреблю колесницы у Ефрема и коней в Иерусалиме, и сокрушен будет бранный лук, и Он возвестит мир народам» (). Вот видите, что не только ради вас, иудеев, но и ради язычников должен был прийти Мессия. Думается мне, что Он пришел более ради язычников, чем ради вас, ибо вы Его не приняли, язычники же приняли Его, вы Его убили, язычники же уверовали в Него, вы Его отвергли, язычники же возлюбили Его; поэтому и Он отверг вас, язычников же призвал и в них прославляется. А что действительно ожидаемый Мессия уже пришел, вы можете убедиться в том чрез святого пророка Даниила. Этому пророку в Вавилоне, в первый год царствования Дария, явился ангел Господень Гавриил и от сего времени до пришествия в мир Мессии назначил 7 седмин. Каждая седмина содержит 70 лет, а все – 490 лет. Так считает и ваш Талмуд. Как давно уже прошли эти годы? Если рассмотрите, то узнаете, что прошло уже более 800 лет, как исполнились седмины, сказанные Даниилу ().
– Спрошу вас еще и о том, – сказал Константин, – какое вы думаете было царство железное, о котором говорил Даниил Навуходоносору, когда объяснял ему сон о великом истукане?
– Железное царство означало римское, – ответили иудеи.
– А кого, – спросил философ, – означает камень, отторгнувшийся от горы без рук человеческих и сокрушивший этого истукана?
– Камень означает Мессию, – ответили иудеи и при этом добавили, – если по сказаниям пророков и другим событиям, как ты говоришь, Мессия уже пришел, то почему же римское царство имеет власть и до сих пор?
– Нет, – отвечал философ, – уже не держит власть, но прошло мимо, как и прочие царства. Наше царство не римское, но Христово, как и сказал пророк: «воздвигнет Бог Небесный царство, которое во веки не разрушится, и Царство это не будет передано другому народу; оно сокрушит и разрушит все царства, а само будет стоять вечно» (). Не христианское ли это царство, называемое так по имени Христа? Римляне служили идолам, а эти – христиане, частью состоящие из сего народа, частью из других племен и народов, царствуют во имя Христово, как описывает это пророк Исаия, говоря: «оставите имя ваше избранным Моим для проклятия; вас же убьет Господь, а рабов своих назовет иным именем, которым кто будет благословлять себя на земле, будет клясться Богом истинным» (). Разве не исполнились все пророчества, сказанные о Христе? Исаия предсказывал рождение Его от Девы, говоря так: «Се, Дева во чреве зачнет и родит сына, и нарекут имя ему Еммануил» (). И святой пророк Михей о рождении в Вифлееме говорит так: «и ты, Вифлеем, дом Ефрафа, мал ли ты между тысячами Иудиными? Из тебя произойдет Мне Тот, который должен быть владыкою в Израиле, и которого происхождение из начала, от дней вечных. Поэтому Он оставит их до времени, доколе не родит имеющая родить» ().
– Мы, – сказали иудеи, – благословенные потомки Сима, который получил благословение от своего отца, Ноя. Вы же не получили благословения.
– Благословение Ноем Сима к вам не имеет никакого отношения, – сказал Константин, – а есть только прославление Бога, ибо Ной сказал: «благословен Господь Бог Симов» (). Здесь Господь Бог благословляется устами Ноя ради добродетельного Сима и ничего более. Иафету же, от которого произошли мы, Ной сказал: «Да распространит Бог Иафета; и да вселится в селениях Симовых» (). Сами вы можете видеть, как благодатью Божию распространяется христианство и как вы более и более теряете значение. Даже там, где некогда вы обитали, там теперь благословляется и прославляется христианами имя Господа нашего Иисуса Христа».
– Вот вы, – сказали иудеи, – уповая на человека, думаете быть благословенными, тогда как книги таковых проклинают.
На это философ предложил иудеям такой вопрос:
– Проклят Давид или благословен?
– Весьма благословен, – отвечали иудеи.
– Значит, – сказал Константин, – благословенны и мы, потому что уповаем на Того, на Кого уповал и он, когда говорил во псалме: «человек мира Моего, на которого я полагался» (). Человек Этот есть – Христос Бог. Кто же уповает на простого человека, того и мы считаем проклятым.
После этого иудеи предложили другой вопрос:
– Почему вы, христиане, отвергаете обрезание, когда Христос его не отверг, но выполнил по закону?
Философ отвечал:
– Кто первый сказал Аврааму: будет в знамение между Мной и тобой, Тот, пришедши, выполнил его (обрезание), почему оно и соблюдалось от того (Авраама) до Сего (Христа) . Взамен обрезания Христос установил крещение.
Тогда иудеи сказали:
– Почему же некоторые угодили Богу, не принявши того знамения (крещения), но Авраамово (обрезание)?
– Никто из тех, – отвечал философ, – не имел двух жен, кроме Авраама. А поэтому Бог и дал ему обрезание, чтобы положить предел не преступать далее, но жить по первому примеру жизни Адама (иметь одну жену). И Иакову дал подобное указание, когда повредил ему ногу, потому что имел две жены. Когда Иаков понял вину, почему это ему сделано, получил тогда название «Израиль», то есть видящий умом Бога. Авраам же этого не разумел.
– Как вы, – задали новый вопрос иудеи, – кланяясь идолам, думаете, что угождаете Богу?
– Прежде всего, – отвечал философ, – научитесь различать имена, что такое – икона и что – идол, и тогда увидите, что неправильно упрекаете христиан. Много указаний находится в ваших книгах об изображениях. Я спрошу вас о некоторых: Что – Моисей устроил скинию по образу, который видал на горе, или по образу, который предносился его художеству, он соорудил скинию из деревьев, кожи, шерсти и достойных херувимов? Но так как верно первое, то назовем ли вас, что вы творите честь и кланяетесь деревьям, коже и шерсти, а не Богу, давшему Моисею в свое время такой образ (изображение) скинии? То же скажу и о храме Соломоновом, в котором было много изображений херувимских, ангельских и других. Так и мы, христиане, почитая обряды угодивших Богу, воздаем честь Богу.
– Зачем вы едите свинину и заячину, – сказали иудеи, – когда это противно Богу?
– Первый завет (Ноев), – сказал философ, – постановил: «все движущееся, что живет, будет вам в пищу; как зелень травную даю вам все» (), потому что чистым все чисто, а у скверных – нечиста совесть. Также и Бог о всем сотворенном говорит: «все хорошо весьма» (). По вашему же объедению и для вашего назидания Бог отнял у вас самое незначительное. А как вредно для вас объедение, об этом написано: «и насытился Израиль и оставил он Бога» (), или «сел народ есть и пить, а после встал играть» ().
Таковые беседы блаженный философ Константин вел с иудеями о христианской вере. Эти беседы происходили каждый день в присутствии самого кагана и продолжались довольно продолжительное время. Они впоследствии были записаны блаженным Мефодием и разделены на восемь частей, из которых здесь приведено очень немногое.
Блаженный Константин вел беседы не только с иудеями, но и с сарацинами, которых также изобличал с помощью Господа нашего, обещавшего Своим рабам дать «уста и премудрость, которой не возмогут противоречить ни противостоять все противящиеся» ().
Слыша таковые сладостные и подобающие Христовой вере слова, каган и его главные советники сказали Константину:
– Бог послал тебя к нам для нашего научения. От Него ты научился книгам, все говорил правильно и медовыми словами святых книг напитал нас досыта. Хотя мы люди и неученые («некнижная чадь»), однако веруем, что это учение от Бога. Если же хочешь окончательно успокоить наши души, то скажи нам не от книг только, но и чрез сравнения (притчи) о всем том, что мы будем спрашивать у тебя о вере.
После этого все разошлись на отдых. На другой день собрались снова и сказали Константину:
– Докажи нам, честнейший муж, рассуждениями и сравнениями, какая вера самая лучшая?
– У одного Царя, – отвечал философ, – были в большой чести муж и жена. Когда они согрешили, Он изгнал их из той земли, где они жили (из рая). Многие годы прожили они там и в нищете родили детей. Собираясь, дети обдумывали, как бы им воротить опять достоинство своих родителей. Один говорил одно, другой – другое, каждый давал совет, которому, по его мнению, должно было следовать. Какому же из этих советов должно было следовать. Не самому ли лучшему? – заканчивая свое сравнение, сказал Константин.
– Почему ты так говоришь? – отвечали козары. – Каждый свой совет считает лучше другого. Ты же скажи нам, чтобы мы поняли, который из этих советов самый лучший?
– Огонь, – отвечал философ, – очищает золото и серебро, человек же умом отличает ложь от истины. Скажите мне, отчего было первое грехопадение: не от видения ли сладкого плода и желания быть богами?
– Так, – отвечали козары.
Философ продолжал:
– Если какому больному будет во вред мед или студеная вода, то какой врач даст лучший совет; тот ли, какой скажет кому вреден мед – ешь мед, а кому вредна холодная вода – напейся холодной воды и нагим стой на морозе, или тот, который будет давать противоположное вреду лекарство: вместо меда – с осторожностью горькое питье, вместо холодной воды – теплое и согревательное?
– Конечно, – сказали все, – кто даст противоположное лекарство, тот даст лучший совет. Так и грехолюбивую похоть следует умерщвлять горестью жития, а гордость смирением, – вообще противное лечить противным. Мы замечаем, если ягодный куст весной стоит в колючих иглах, то осенью дает хорошие, сладкие плоды.
– Хорошо вы сказали, – ответил Константин. – И закон Христов говорит, что жить по Богу – значит проводить суровую жизнь (идти тесным путем), которая в вечном жилище возрастит плод сторицею.
После этого один из главных советников кагана, знающий хорошо нечестивое учение Магомета, спросил философа:
– Скажи мне, гость, почему вы не почитаете Магомета? Ведь он весьма хвалил Христа в своих книгах и говорил про Него: от Девы, сестры Моисея, родился великий пророк, Который воскрешал мертвых и великой силой исцелял всякую болезнь.
– Пусть рассудит нас сам каган, – сказал философ. – Скажи мне, если Магомет есть пророк, то будем ли мы, верить Даниилу, который сказал, что со Христом прекратится всякое видение и пророчество. Как же после этого он может быть пророком? Поэтому, если мы называем Магомета пророком, значит отвергаем Даниила.
На это многие из присутствующих сказали:
– Мы знаем, что Даниил пророчествовал Духом Божиим, о Магомете же знаем, что он лжец и губитель спасения многих.
Тогда первый советник кагана обернулся в сторону к иудеям и сказал:
– С Божией помощью гость поверг на землю всю сарацинскую гордость, а вашу, как скверну, выбросил вон. Затем обратился ко всем присутствующим и сказал:
– Бог дал власть над всеми народами и совершенную премудрость царю христианскому; вера их самая лучшая и вне ее нельзя достигнуть вечной жизни.
Все сказали:
После этого философ со слезами на глазах обратился ко всем и сказал:
– Братья, отцы, друзья и чада! Вот мы, с помощью Божией, разъяснили и ответили на все по достоинству. Если же и теперь кто из вас не понял чего-либо, пусть придет и спрашивает меня об этом. Кто послушает сего учения, тот пусть крестится во имя Святой Троицы, а кто не послушает, я не буду иметь в этом греха, он же увидит свой грех в День Судный, когда Судия, ветхий деньми, сядет судить все народы.
На это козары с каганом ответили:
– Мы не враги себе, и так постановляем: с этого времени, кто хочет и кто может, пусть, обдумав, приступает ко крещению. А кто будет кланяться на запад (язычники), или совершать еврейские молитвы (иудеи), или содержать сарацинскую веру (магометане), тот примет скорую смерть.
Постановив такое решение, все с радостью разошлись. Двести человек козар оставили идольские мерзости и беззаконные сожития и приняли христианскую веру.
Насадив христианскую веру в козарском царстве, преподобные учителя Константин и Мефодий задумали возвратиться в свою сторону. У козар они оставили священников, пришедших вместе с ними из Херсона. Каган поручил святым братьям передать греческому царю следующее письмо: «Владыко! Ты послал к нам такого мужа, который возвестил нам христианскую веру и проповедал Святую Троицу. Через него мы узнали, что эта вера есть истинная вера и повелели всем желающим невозбранно принимать святое крещение, надеясь и сами получить оное. Все мы друзья и приятели твоему Царству и готовы, если хочешь, тебе служить».
Провожая святых братьев каган предлагал им много подарков, но они отказались, говоря: «Отпусти с нами всех находящихся здесь греческих пленников – это будет для нас самым лучшим подарком».
Пленников собралось более 200 человек и они все с радостью отправились в путь. Путникам пришлось проходить чрез пустынные и безводные места. Здесь все изнемогли от жажды. Попадались изредка озера, но из них пить было нельзя, так как в воде было много соли, от чего она была горькою, как желчь. Все разошлись искать хорошую воду, кроме Константина, который так ослаб, что не мог идти далее. Он обратился к своему брату Мефодию с такими словами:
– Не могу более переносить жажды. Почерпни эту воду, ибо я верую, что Кто некогда израильтянам изменил горькую воду в сладкую, Тот и нам, изнемогающим от жажды, усладит горесть сей воды.
Когда почерпнули воду и попробовали, она оказалась сладкою, как мед, и студеною, как зимой. Этой водой все утолили жажду и прославили Бога.
Пришед в Херсон, святые братья навестили епископа. Вечеряя, Константин сказал епископу: «Помолись о мне, владыко, и благослови меня, как благословляет отец свое чадо последним благословением».
Слышащие думали, что Константин наутро собирается в путь и спросили его об этом. Он же тайно сказал некоторым, что епископ наутро оставит мир и отойдет ко Господу. Так и случилось. Утром епископ скончался.
По дороге в Царьград пришлось проходить страной, где жил фульский народ . Этот народ приносил жертвы под большим дубом, сросшимся с черешнею, который назывался Александр, К этому дубу запрещено было подходить женщинам, а также и участвовать при жертвоприношениях. Блаженный Константин отправился к этому народу, стал посреди их и сказал:
– Эллины не избегли вечного мучения, поклоняясь небу и земле – таким великим и добрым творениям; тем более вы, кланяясь дубу, неизмеримо худшему творению, не избегнете вечного огня.
– Мы, – отвечали язычники, – не теперь только начали так поступать, но приняли этот обычай от отцов. Принося жертвы пред дубом, мы получаем то, о чем просим: дождь и многое другое. И как мы откажемся от этого поклонения, когда никто из нас не может этого сделать? А если кто и осмелится, тот умрет, не увидя больше дождя.
Философ начал увещевать их таковыми словами:
– Бог о вас говорит в священных книгах, как же вы можете Его отвергать? Так пророк Исаия от Лица Господня вопиет, говоря: «Приду собрать все народы, и увидят славу Мою. И положу на них знамение, и пошлю из спасенных из них к народам: в Фарсис, в Пулу и Луду, в Тубалу и Явану, на дальние острова, которые не слышали обо Мне и не видели славы Моей; и они возвестят народам славу Мою...» говорит Господь: «пошлю множество рыболовов и будут ловить их на всякой горе и на всяком холме, и в ущельях скал» (; ).
– Послушайте же, братия, – продолжал Константин, – Бога, Который сотворил вас. Вот Евангелие Нового завета Божия, по которому вы должны принять святое крещение.
Подобными словами блаженный Константин убедил язычников срубить и сжечь этот дуб. Старейшина этого народа подошел к Константину и поцеловал святое Евангелие. Этому примеру последовали и прочие язычники. Затем философ раздал белые свечи, и все с возженными свечами и пением отправились к дубу. Константин взял топор и ударил по дубу 33 раза, а после этого другие подрубили дуб под корень и сожгли его. В эту же ночь Господь послал сильный дождь. Все, радуясь, восхвалили Бога, веселящегося о спасении грешников. В Царьграде Константина и Мефодия приняли с великою честью, как апостолов. Им предлагали сан епископский, но они не захотели его принять. Мефодий же сделался игуменом Полихрониева монастыря, а Константин поселился при церкви святых апостолов. Вскоре оба были призваны на новые труды.
Борис или Богорис, царь болгарский, после войны с греками пожелал принять христианскую веру. Сестра Бориса, за несколько лет пред этим бывшая в плену в Царьраде, возвратилась в Болгарию христианкою и старалась убедить брата принять ту же веру. Он долго не соглашался; но голод и смертоносная язва опустошили его государство. Тогда он по совету сестры обратился с молитвою к христианскому Богу и бедствия прекратились. Борис послал в Царьград просить наставников. Мефодий предпринял путешествие в Болгарию. Он изобразил на стене царской палаты страшный суд и объяснил царю блаженство праведников и муки грешников. Царь, уже приготовленный словами и примером сестры и чудесным прекращением бедствий, принял христианскую веру. Это было в 860 или в 861 г.
Не успели Константин и Мефодий окончить начатого дела крещения болгарского народа, как новое поприще открылось для их апостольской деятельности. Князь моравский Ростислав, по научению Божию, держал совет со своими князьями и со всем народом моравским о том, чтобы послать послов к греческому царю Михаилу с просьбою прислать христианских учителей. На совете было решено отправить послов с такими словами: «Наш народ отверг язычество и содержит закон христианский. Только нет у нас такого учителя, который бы веру Христову объяснил нам на нашем языке. Другие страны (славянские), увидя это, пожелают идти за нами. В виду этого, владыко, пошли к нам такового епископа и учителя: от вас во все страны добрый закон исходит» .
Царь Михаил собрал собор, на который был позван философ Константин. Ему царь объявил желание славян и сказал:
– Философ, я знаю, что ты нездоров; но необходимо тебе идти туда, так как никто не может выполнить этого дела лучше тебя.
– Хотя я телом нездоров и болен, – отвечал философ, – но с радостью пойду туда, если только они имеют буквы на своем языке.
– Дед мой, и отец мой, и многие другие, – отвечал царь, – искали, но не нашли их; как же я могу их найти?
– Как же я буду проповедовать им? – сказал философ. – Это все равно, что записывать беседу на воде. К тому же, если славяне неправильно поймут меня, можно прослыть еретиком.
На это царь вместе со своим дядей Вардой так сказал философу:
– Если ты захочешь, Бог даст тебе просимое, ибо Он дает всем просящим у Него с верою и отверзает толкущим.
Константин вышел от царя и рассказал все это своему брату Мефодию и некоторым ученикам своим . По своему обычаю Константин прежде всего начал с молитвы, а затем наложил на себя сорокадневный пост. В скором времени Бог, слушающий молитвы рабов Своих, исполнил то, о чем просил Константин. Он изобрел славянскую азбуку, содержащую в себе 38 букв, а затем приступил к переводу греческих священных книг на славянский язык. В этом ему помогали блаженный Мефодий и ученики. Перевод священных книг был начат с первой главы Евангелия от Иоанна. «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» – первые слова, переведенные на славянский язык.
Свой перевод святые братья представили на рассмотрение царя, патриарха и всего духовного собора. Возвеселился царь и вместе со всем духовным собором прославил Бога за оказанные милости.
После этого Константин вместе с братом Мефодием и с учениками отправился в славянские земли. Царь дал им в дорогу достаточное количество всяких необходимых вещей, а к Ростиславу написал следующее послание: «Бог, Который желает, чтобы каждый имел истинное разумение и восходил в высшее достоинство, увидав твою веру и твое старание, восхотел выполнить твое желание теперь в наши годы. Он открыл буквы вашего языка, которые до сего времени не были известны («не ведано было, токмо в первая лета»), чтобы и вас причислить к великим народам, которые прославляют Бога на своем языке. И вот мы посылаем тебе того, кому Бог открыл их (буквы), мужа честного, благоверного, ученого и философа. Прими этот дар, который много дороже всякого золота и серебра, камней драгоценных и богатства преходящего, и помоги ему поскорее выполнить поручение. Всем сердцем взыщи Бога и общего спасения, а для сего не ленись побуждать всех (своих подданных) заботиться о своем спасении и идти истинным путем. Тогда и ты, потрудившись привести свой народ в разум Божий, получишь за это награду и в этот век и в будущий за все души, желающие веровать до кончины в Христа Бога нашего. Этим ты, подобно великому князю Константину, оставишь по себе истинную память последующим поколениям».
Когда Константин и Мефодий пришли в Моравию, они были встречены там с великою честью. Прежде всего Ростислав собрал много отроков и повелел им учиться у святых братьев славянской азбуке и новопереведенным книгам. Затем Ростислав, под руководством святых братьев, начал строить церкви. Через год уже была окончена первая церковь в городе Оломуце, потом еще несколько церквей появилось в Моравии. Константин освящал эти церкви и служил в них по-славянски.
В бытность свою здесь Константин перевел со своими учениками все церковное чинопоследование и научил их утрени и часам, обедне и вечерни и повечерию и «тайней службе». И отверзлись по пророческому слову уши глухих слышать книжные словеса, и стал красноречив язык гугнивых. Бог, веселящийся о спасении единого грешника, с радостью взирал на исправление целого народа.
Когда стало распространяться божественное учение между славянами и богослужение совершаться на их языке, тогда первый и злостный завистник, диавол, не вынося сего, вошел в свои сосуды и начал многих возбуждать, говоря им: «Этим Бог не прославляется. Если бы Ему это было угодно, то разве Он не мог сделать, чтобы и изначала для Его прославления проповедь слова Божия записывалась на язык того народа, которому возвещалась. Но три языка только избрал Бог: еврейский, греческий и латинский, на которых и подобает воссылать славу Богу».
Так говорили латинские и немецкие архиереи, священники и их ученики. Константин вступил с ними, как некогда Давид с иноплеменниками, в спор и словами священных книг победил и назвал их трехъязычниками, подобными Пилату, написавшему на трех языках титла на Кресте Господа.
Не только одному этому, но и многому другому нечестию учили народ немецкие и латинские священники. Они говорили: «Под землею живут люди велеглави , все гады – творение диавола; если кто убьет змию, тому отпустится за это девять грехов; если кто убьет человека, тот пусть пьет из деревянной чашки, а к стеклянной пусть не касается».
Они не возбраняли народу приносить по старому обычаю языческие жертвы, ни многоженства.
Эти лжеучения святые братья старались искоренять, как сорную траву, словесным огнем.
«Принеси в жертву Богу» , – обличали они словами пророка, – «хвалу и воздай Всевышнему молитвы твои» (). «Берегите дух ваш, и никто не поступай вероломно против жены юности своей: если ты ненавидишь ее, отпусти, говорит Господь Вседержитель, и покрыет нечестие помышления твоя ; посему наблюдайте за духом вашим ... и не оставляйте жен своих. И вот, если ненавидишь, помни, что Господь был свидетелем между тобой и женою юности твоей.., она подруга твоя и законная жена твоя» (). В Евангелии Господь говорит: «вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам: всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (). «Я говорю вам: кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует; и женившийся на разведенной прелюбодействует» ()
Так прожили святые братья в Моравии 40 месяцев, переходя с одного места на другое, везде поучая народ на славянском языке. Вручая Славянам бесценный дар – слово Божие на родном языке, Константин в предисловии к святому Евангелию говорит им: «Услышите, славяне все, слово, которое укрепляет сердца и умы». Устрояя училища для славянских отроков, они приобрели много учеников, готовых быть хорошими учителями и достойными священнослужителями в своем народе. С этою целью, чтобы посвятить своих учеников в священный сан, святые братья задумали отправиться в Рим. К тому же, бывший то время, папа Николай , узнав об успехах проповеди святых Константина и Мефодия, желал видеть их в Риме, как ангелов Божиих .
По дороге в Рим святые Константин и Мефодий зашли в Паннонию . Там был князем Коцел, сын Прибины, который пригласил святых братьев в город Блатно, чтобы самому научиться у них славянской азбуке, а также затем, чтобы они научили ей и тех 50 учеников, которых князь собрал из своего народа. При прощании Коцел оказал святым проповедникам великую честь и предлагал им большие подарки. Но Константин и Мефодий, как от Ростислава Моравсвого, так и от Коцела, не пожелали взять ни золота, ни серебра, ни другой какой-либо вещи. Евангельское слово они проповедовали без награды и только от обоих князей выпросили свободу 900 греческим пленникам.
Кроме Паннонии святые Константин и Мефодий заходили и в Венецию. Здесь латинские и немецкие священники и монахи накинулись на Константина, как вороны на сокола, проповедуя трехъязыческую ересь:
– Скажи нам, человек, – говорили они Константину, – зачем ты перевел славянам священные книги и учишь их на этом языке, тогда как раньше никто этого не делал: ни апостолы, ни папа Римский, ни Григорий Богослов , ни Иероним , ни Августин? Мы знаем только три языка, на которых подобает прославлять Бога: еврейский, греческий, римский.
Философ отвечал к ним:
– Разве не идет от Бога дождь одинаково на всех, или солнце не сияет для всех, или вся тварь не дышит одним воздухом? Как же вы не стыдитесь думать, что кроме трех языков, все остальные племена и языки должны быть слепыми и глухими. Уж не думаете ли вы, скажите мне, что Бог не всемогущ, и потому не может этого сделать, завистлив, что не хочет сделать? Мы же знаем многие народы, имеющие свои книги и воссылающие славу Богу каждый на своем языке. Из них известны следующие: армяне, персы, абхазы, иверы (грузины), сугды, готы, обры, турки, козары, аравляне, египтяне, сирияне и многие другие.
Если не желаете согласиться с этим, то вашим судией будут святые книги. Ибо Давид вопиет: «воспойте Господу песнь новую; воспойте Господу, вся земля!» (), и в другом месте: «воскликните Господу вся земля, воспойте и радуйтесь, и пойте» (), и еще: «вся земля да поклонится Тебе и поет Тебе, да поет имени Твоему» (), и еще: «хвалите господа, все народы, похвалите, все племена... Всякое дыхание хвалит Господа» (). В Евангелии говорится: «а тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть детьми Божиими...» (). «Не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их: да будет все едино, как ты, Отче во Мне, и Я в Тебе» (). В Евангелии Матфея говорится: «дана Мне всякая власть на небе и на земле; идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам: и вот, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь» (). Евангелист Марк также говорит: «идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет, а кто не будет веровать осужден будет, уверовавших же будут сопровождать эти знамения: именем Моим будут изгонять бесов, будут говорить новыми языками» (). Скажем словами Писания и по отношению к вам (немецким и латинским священникам): «горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царствие Небесное людям; ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете» (). «Горе вам, законникам, что вы взяли ключ разумения: сами не вошли, и входящим воспрепятствовали» (). Апостол Павел говорит Коринфенянам: «желаю, чтобы вы все говорили языками; но лучше, чтобы вы пророчествовали» (), или еще: «и всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца» ().
Таковыми и многими другими подобными словами святой Константин обличал латинских и немецких священников.
Из Венеции Константин и Мефодий отправились прямо в Рим. Когда еще они были в Венеции, умер папа Николай и вместо него был избран Адриан II . Новый папа, узнав, что Константин и Мефодий находятся в Венеции, пригласил их в Рим. Когда святые братья подходили к Риму, сам папа со своим клиром и гражданами с воженными свечами вышли навстречу святым проповедникам, потому что они несли мощи святого Климента-мученика и папы Римского, открытые в Херсонесе. Господь прославил многими чудесами перенесение святых мощей. Так один расслабленный получил исцеление и многие другие больные освободились от своих недугов.
Папа принял славянские книги, освятил их и положил в церкви святой Девы Марии, называемой «Фатни» (ясли), и по этим книгам стали отправлять богослужение. После этого папа велел двум епископам посвящать учеников-славян, прибывших вместе с Константином и Мефодием. Посвящение учеников в первый день было совершено в церкви святого апостола Петра и литургию пели на славянском языке, на другой день – в церкви святой Петрониллы и на третий день – в церкви святого апостола Андрея. Затем пели всенощное бдение на славянском языке в церкви великого учителя народов – апостола Павла, а утром совершали литургию над святым гробом. В служении двум указанным епископам помогали Арсений, один из семи епископов, и библиотекарь Анастасий.
Константин и Мефодий со своими учениками не переставали воссылать за все славу Богу, римляне же не переставали приходить к ним, и в особенности к Константину, и спрашивать их обо всем. Некоторые приходили по два и по три раза и принимали наставление. Однажды пришел к Константину один еврей и сказал, что Христос, о Котором говорят пророки, что Он родится от Девы, еще не пришел. Константин пересчитал ему сколько родов было от Адама до Христа, доказал, что Христос уже пришел и сколько лет прошло с тех пор.
Вскоре после этого и прежде немощный Константин, изнуренный трудами и долгим путешествием, тяжко заболел, и во время болезни Господь открыл ему о его смерти. Константин, узнав о своей смерти, начал петь следующую церковную песнь:
– «О рекших мне, внидем во дворы Господни, возвеселися ми дух мой и сердце обрадовася» .
Затем он оделся в лучшие свои одежды, с радостью проводил весь тот день и говорил:
– С этого времени я никому на земле не слуга, но только Богу Вседержителю и был и есмь и буду во веки, аминь.
На другой день Константин пожелал принять схиму, причем был назван Кириллом. Болезнь его продолжалась 50 дней.
Однажды во время своей болезни Кирилл обратился к Мефодию с такими словами: «Вот, брат, – говорил он ему, – мы с тобой были как дружная пара волов, возделывающих одну ниву, и вот я падаю на бразде, окончив свой день. Я знаю, что ты сильно возлюбил гору Олимп, но ради горы не думай оставлять своего учения. Этим подвигом ты лучше можешь достигнуть спасения».
Когда приблизилось время принять упокоение и отойти в иную жизнь, святой Кирилл воздвиг свои руки к Богу и так со слезами молился: «Господи Боже мой! Ты, Который составил бесплотные ангельские силы, распростер небо, основал землю и из небытия в бытие привел все сущее на ней, который всегда и во всем слушает исполняющих Твою волю, боящихся Тебя и хранящих Твои заповеди: услышь мою молитву и сохрани верное стадо Твое, пасти которое Ты поставил меня грешного, и недостойного раба Твоего. Избавь это стадо от всякого безбожия и нечестия и от всякого многоречивого еретического языка, говорящего на Тебя хулу. Погуби трехъязычную ересь и возрасти во множестве Свою Церковь. Всех соедини в единодушии и всех соделай единомысленными о истинной Твоей вере и правом исповедании. Вдохни в их сердца слово Твоего учения, ибо это – Твой дар. Если Ты сподобил меня, недостойного, проповедать Евангелие Христа Твоего, старающегося делать добрые дела и все угодное Тебе, то позволь мне отдать Тебе, как Твое, все то, что Ты мне дал. Устрой их сильною Твоею десницею, покрой их покровом Твоим, чтобы все хвалили и славили имя Отца и Сына и Святого Духа во веки, аминь».
Затем, облобызав всех, сказал: «Благословен Бог наш, Который не дал нас в добычу невидимым нашим врагам, но разрушил их сети и избавил нас от истления».
Папа Адриан повелел всем грекам, находившимся в Риме, а также и римлянам, присутствовать при погребении и стоять при гробе Кирилла с возженными свечами, а проводы велел устроить такие, какие бывают при погребении самого папы. Святой Мефодий, узнав, что собираются погребсти честное тело святого Кирилла в Риме, пришел к папе и сказал ему:
– Мать наша заклинала нас, говоря, что если кто первый из нас умрет, пусть другой перенесет брата в свой монастырь (на Олимпе) и там похоронит его.
После этого папа распорядился положить честное тело Кирилла в раку, забить железными гвоздями и приготовить в дорогу. В таком положении святые мощи оставались семь дней.
Римские же епископы говорили папе:
– Так как Бог привел сюда Кирилла, ходившего по многим землям, и здесь взял его душу, то здесь нужно и похоронить его, как честного мужа.
– Если так, – сказал папа, – я изменю римский обычай и похороню Кирилла за его святость и любовь в моем гробе, в церкви святого апостола Петра.
Тогда святой Мефодий сказал:
– Если вы меня не послушали и мне его не дали, так как вам самим желательно иметь его у себя, то в таком случае положите его в церкви святого Климента, с которым вместе он прибыл сюда.
Папа повелел сделать так, как говорил святой Мефодий. Снова собрались все епископы, черноризцы и народ, и с честью проводили святые мощи до церкви святого Климента. Перед тем как опускать гроб, епископы сказали:
– Откроем раку и посмотрим: не взято ли что-либо от святых мощей?
Но как ни старались, они не могли, по усмотрению Божию, открыть раку, и тогда святые мощи опустили по правую сторону алтаря в церкви святого Климента. Затем здесь стали совершаться многие чудеса. Видя это, римляне начали все более и более прославлять святого Кирилла и, написав его икону, стали возжигать пред нею свечи день и ночь, воздавая хвалу Богу, прославляющему любящих Его.
По смерти святого Кирилла пришли послы от Коцела, князя паннонского, к папе, прося его отпустить к ним блаженного Мефодия. Папа так отвечал послам:
– Не одним только вам, но и всем славянским народам посылаю его, как учителя от Бога и от святого Петра, первого настольника и ключедержца небесного царства.
Отправляя святого Мефодия к славянам, папа вручил ему следующее послание к славянским князьям: «Адриан, епископ и раб Божий, – Ростиславу, Святополку и Коцелу: «слава в вышних Богу и на земле мир, в людях благоволение» (). С радостью узнали мы, что Господь воздвиг ваши сердца искать Его и показал вам, что не одною верою, но и добрыми делами следует служить Ему: «вера без дел мертва» (), Поэтому грешат те, которые думают, что знают Бога, а не желают исполнять закон Его. Не только у сего святительского стола вы просили учителей, но также и у благоверного царя Михаила: вы просили его послать к вам блаженного философа Константина с братом. Святые братья, когда узнали, что ваша страна находится в ведении апостольского престола, ничего вопреки канона не сделали, но пришли к нам и принесли мощи святого Климента. Мы же, возрадовавшись, помыслили послать в ваши страны сына нашего Мефодия, мужа совершенного разумом и правоверного, посвятив его и учеников в священный сан. Он может учить вас, как вы о том просите, и переводить священные книги на ваш язык, и по ним совершать святую службу (литургию) и крещение и весь чин церковный, чему положил начало, с помощью Божией и ради молитв святого Климента, святой философ Константин. Также, если кто другой будет в состоянии правильно и правоверно переводить священные книги на ваш язык, чтобы вы удобнее могли познать заповеди Божии, то пусть будет сие дело свято и благословенно Богом, нашей и всей католическою Церковью. Один только храните обычай, чтобы на литургии сначала читали Апостол и Евангелие по-римски, а потом по-славянски, чтобы исполнилось слово Писания: «хвалите Господа все народы» () и еще: «начали говорить на иных языках...» величие Бога, «как Дух Святой давал им провещевать» (). Если же кто осмелится порицать указанных учителей и совращать от истины к басням или, развращая вас, будет хулить книги вашего языка, тот пусть будет отлучен и представлен на суд церкви и до тех пор не получит прощения, пока не исправится. Ибо это волки, а не овцы, и должно узнавать их по плодам и остерегаться их. Вы же, чада возлюбленные, слушайте учение Божие и не отказывайтесь от церковных поучений, и тогда вы будете истинными поклонниками Отцу вашему небесному со всеми святыми. Аминь».
Коцел принял Мефодия с великою честью, но в скором времени снова отослал его к папе, а вместе с ними 20 мужей знатного рода, прося папу посвятить святого Мефодия во епископа в Паннонию, на престол святого Андроника , апостола из семидесяти. Папа так и сделал.
После этого старый враг и противник истины воздвиг против Мефодия моравского князя и немецких и латинских епископов этого края. Святой Мефодий был позван на совет, на котором ему предложили такой вопрос:
– Зачем ты учишь в нашей области?
– Если бы я знал, – отвечал на это святой Мефодий, – что это ваша область, то я не учил бы здесь, но эта область принадлежит святому апостолу Петру. Если же вы ради ссоры и лихоимства будете поступать не по правилам, возбраняя проповедовать учение Божие, берегитесь, чтобы, когда будете пробивать железную гору головною костью, не проломить свою голову.
– Говоря с гневом, – отвечали епископы, – ты сам на себя накликаешь беду.
– Я не стыжусь говорить истину и пред царями, – отвечал святой Мефодий. – Вы же относительно меня как хотите, так и поступайте. Я не лучше тех, которые за правду переносили многие мучения в этой жизни.
Много было произнесено речей на этом собрании, но сказать что-либо против Мефодия его противники не могли. Тогда князь сказал с насмешкой:
– Не утруждайте моего Мефодия. Он вспотел, как бы находясь около горячей печи.
– Да, владыко, – отвечал Мефодий. – Однажды встретили вспотевшего философа и спросили его: «Отчего ты вспотел?» «С грубою челядью спорил», – отвечал философ.
Много говорили епископы относительно Мефодия. Наконец сослали его в Швабию, где содержали в темнице два с половиною года.
Дошло известие о заключении святого Мефодия до папы. Узнав об этом, папа Иоанн VIII, преемник Адриана II, прислал проклятие на немецких епископов и запрещение совершать им литургию до тех пор, пока не освободят Мефодия. Тогда епископы освободили Мефодия, но сказали Коцелу, паннонскому князю: «Если ты возьмешь к себе Мефодия, не считай нас за доброжелателей» .
Однако сами эти епископы не избегли суда Божия и апостола Петра. Четверо из них скоро умерли.
В Моравии же в это время произошел раздор славян с немецкими священниками. Поняли моравляне, что немецкие священники, которые живут у них, враги славян и стараются предать их немцам. Они изгнали их, а к папе послали следующую просьбу: «Как прежде наши отцы приняли крещение от святого Петра, так и теперь нам архиепископа и учителя Мефодия».
Папа тотчас же отправил святого Мефодия в Моравию, где его приняли князь Святополк, теперь разошедшийся с немцами, и моравляне и поручили ему все церкви и духовенство во всех славянских городах. На место изгнанных немецких священников святой Мефодий ставил священников-славян. В виду того, что святой Мефодий и священники совершали богослужение и учили народ на славянском языке, стало сильно расти учение Божие. Многие из язычников отреклись от своих заблуждений и уверовали в истинного Бога . В это время и моравское государство было так сильно, как никогда не бывало .
Святой Мефодий обладал даром пророчества. Многие его прорицания сбывались; из них укажем некоторые.
Один языческий князь, живший по реке Висле, ругался над христианами и причинял им невзгоды. Святой Мефодий послал к нему сказать: «Лучше тебе, сын, креститься по своей воле и в своей земле, чем на чужой земле поневоле креститься пленником».
Это и произошло.
Однажды Святополк воевал с язычниками и война затянулась. Приближался день памяти святого апостола Петра, и святой Мефодий послал сказать Святополку: «Если обещаешься на Петров день со своими войсками быть у меня, я верую, что Бог вскоре предаст тебе язычников».
Так и случилось.
Один богатый человек женился на своей снохе. Святой Мефодий много учил и наставлял его, однако не мог убедить их развестись. Другие же, из-за богатства, льстили им. Тогда Мефодий сказал этому богачу: «Придет время, когда льстецы не будут в состоянии оказать вам помощи и вы вспомните мои слова, но уже будет поздно».
Внезапно, по Божию усмотрению, на этих богачей напала такая болезнь, что они не могли найти для себя покойного места. В таком состоянии они и скончались.
Старый враг и завистник рода человеческого снова воздвиг на Мефодия, как некогда Дафана и Авирона на Моисея (), явных и тайных врагов. В это время появились еретики, которые учили, что Дух Святой исходит и от Сына. Эти еретики совращали правоверных с истинного пути, а о святом Мефодии, обличавшем их нечестивое учение, говорили: «Нам папа дал власть и велел изгнать вон Мефодия и его учение».
Собрались все моравляне и велели пред всем народом прочесть то послание, которым будто бы Мефодий изгонялся вон. Народ много печалился, лишаясь такого пастыря и учителя, исключая тех, которыми управляет лесть, как ветер – листьями. В этом же послании папы было написано: «Брат наш, Мефодий, правоверен и совершает апостольское служение. Ему от апостольского престола подчинены все славянские страны, и кого он проклянет, тот проклят, а кого освятит, тот будет свят ".
После этого все враги Мефодия разошлись со стыдом. Злоба же врагов святого Мефодия этим не окончилась. Желая досадить святому, они говорили, что греческий царь на него гневается, и если бы Мефодий был под его властью, то ему не быть бы живым. Бог же милостивый, не желая, чтобы этим хулили его раба, вложил в сердце царя, – ибо сердце царя всегда в руках Божиих, – послать такое послание к святому Мефодию: «Отче честный, весьма желаю тебя видеть. Сделай доброе дело и потрудись прийти к нам, чтобы видеть тебя, пока ты жив и принять от тебя благословение ".
Святой Мефодий отправился в Константинополь и был принят здесь царем и патриархом с великою честью и радостью. Царь похвалил его учение и, удержав двух учеников святого Мефодия, иерея и диакона, у себя со славянскими книгами, самого Мефодия отправил обратно в Моравию с большими дарами.
Много пришлось перенести неприятностей святому Мефодию:в пустынях – от разбойников, в морях – от сильных волн, в реках – от внезапных омутов, так что на нем исполнилось апостольское слово: «беды в реках, беды от разбойников... беды в море, беды от язычников; в труде и в изнурении, часто в посте, в голоде и жажде» (). Затем, оставив все заботы и всю печаль возложив на Бога, святой Мефодий стал вместе с двумя своими учениками-священниками переводить те книги, которые не успел перевести вместе со своим братом, блаженным Константином. Вместе с ними он успел перевести весь , кроме книг Маккавейских, а также перевел Номоканон (правила святых отцов) и отеческие книги (Патерик). Начал святой Мефодий свой перевод в марте месяце, а окончил в октябре, 26 числа. Окончив перевод, святой Мефодий воздал достойную хвалу и славу Богу и святому Димитрию Солунскому, в день памяти которого он закончил перевод и к которому, как уроженец Солуни, особенно благоговел.
Около этого времени венгерский король, бывший в Дунайских странах, пожелал видеть святого Мефодия. Многие убеждали Мефодия, из опасения мучений, не ходить к этому королю, но святой Мефодий пошел. Венгерский князь, как и подобает королю, встретил Мефодия с честью, беседовал с ним и отпустил его с большими дарами. Прощаясь, король сказал святому: «Вспоминай меня, честный отче, всегда во святых твоих молитвах».
Так заботился святой Мефодий о своем стаде, отыскивая верных последователей Христу во всех странах и заграждая многоречивые уста. Он вместе с апостолом мог сказать: «Течение совершил, веру сохранил, а теперь готовится мне венец правды» ().
Когда же приблизилось время принять святому Мефодию покой от страданий и награду за многие труды, стали спрашивать его:
– Кого, честный отец и учитель, ты укажешь из своих учеников твоим преемником?
Показывая на одного из своих учеников, Горазда, святитель сказал:
– Вот муж вашей земли, правоверный и хорошо знающий латинские книги. Если на то будет воля Божия и ваша любовь, я желаю, чтобы он был моим преемником.
В цветную неделю святой Мефодий пришел в церковь и не мог служить от слабости, а только помолился за царя греческого, князей славянских, клириков и весь народ и сказал:
– Посмотрите за мной, дети, до третьего дня.
И действительно на рассвете третьего дня святой Мефодий со словами: «В руце Твои, Господи, предаю дух мой», почил о Господе на иерейских руках. Это было 6 апреля 885 г.
Отпевание совершали по латыни, гречески и славянски, и положили его в соборной церкви в Велеграде. За погребением собралось бесчисленное множество народа. Тут были и мужчины и женщины, и большие и малые, и богатые и бедные, свободные и рабы, вдовы и сироты, странники и туземцы, больные и здоровые. Все провожали со слезами такого доброго учителя и пастыря, бывшего для всех всем, «да вся приобрящет».
Ты святая и честная главо! свыше в своих молитвах вспоминай и нас, тебя призывающих, и избавляй от всех напастей своих учеников, распространяющих Христово учение и обличающих ереси, чтобы, выполнив с достоинством свое звание в этой жизни, стать с тобою твоему стаду одесную сторону Христа Бога нашего, получив от него жизнь вечную. Ибо Тому подобает слава и честь во веки веков. Аминь.
Тропарь, глас 4:
Яко апостолом единонравнии и словенских стран учителие, Кирилле и Мефодие богомудрии, Владыку всех молите, вся языки словенския утвердити в православии и единомыслии, умирити мир и спасти души наша.
Кондак, глас 3:
Священную двоицу просветителей наших почтим, божественных Писаний преложением источник богопознания нам источивших, из негоже даже до днесь неоскудно почерпающе, ублажаем вас, Кирилле и Мефодие, престолу Вышняго предстоящих и тепле молящихся о душах наших.
Когда прибыли славяне в Европу, неизвестно. Приблизительно во II в. по Р. X. Славяне известны были по среднему и нижнему течению р. Дуная. Здесь им пришлось много перенести от волохов, т.е. римлян, во времена Траяна, так что славяне вынуждены были покинуть свои дунайские жилища. После этого была остановка славян на Карпатских горах с II по VII вв. Отсюда под предводительством князя Дулебов славяне вели продолжительные войны с Византией и отсюда же, вследствие нашествия аваров, расселились в разные стороны. Существует предание, что Ираклий, царь греческий, в VII в. для борьбы с аварами пригласил славян на Балканский полуостров. Другие же колена того же славянского племени под натиском аваров пошли вверх по притокам Дуная и стали там жить под разными именами. По реке Мораве – моравы, к западу от них – чехи. На север от чехов – сербы – лужичане, к востоку по р. Висле – поляки. Часть же славян с Карпат пошла на восток и северо-восток и заняла места по р. Днепру, Оке и до самого Новгорода – это поляне, древляне, северяне и др., населившие русскую равнину.
Козары, которых греки называли хазарами, а римляне газарами, были известны под общим именем скифов. Они говорили славянским или российским языком и жили близ Меотийского или Мертвого (Азовского) озера, в которое впадает река Дон, отделявшая (в древнее время) Европу от Азии. В этой стране сначала жило племя первого сына Иафета Гамера, называемое гемеры, по-гречески кимеры, а по-русски цимбры и от них устье Меотийского озера, впадающее в Понт Евксинский (Черное море), называлось Босфор Кимерийский, т.е. узкое место в Кимерийском море. Когда цимбры ушли в полночные страны (к северу) и смешались с различными народами, называясь литвою, жмудью, готфами и др., тогда на их месте около Меотийского озера или Киммерийского Босфора стало обитать одно из скифских племен тюркского происхождения по имени аланы (от Аланских гор), получившее впоследствии название козары (от р. Козары). Это племя сильно размножилось и стало обитать по обоим берегам реки Дона: в Азии – до Волги, впадающей в Каспийское или Хвалынское море, в Европе – до Днепра, впадающего в Черное море, и даже далее – до Наннонии, но уже называясь другими именами: аварами, гуннами и др. Козары имели грубые нравы и с виду были некрасивы. Они, как народ кочевой, жили в палатках, переходя с места на место. Питались они более овощами и полусырым мясом, чем хлебом, на войне были очень храбры и всем страшны. Правитель у козар назывался «каган» (хаган или хаян), как у нас царь или князь. О храбрости этого народа есть много указаний у греческих и римских летописцев. Много горя козары причинили Царьграду в царствование Ираклия, в патриаршество Сергия, когда были чудесно побеждены непобедимою силою Пречистой Богоматери, Которая защитила Свой город от поганых козар и соединившихся вместе с ними персов, как пространно описано это событие в Синаксаре, в 5 субботу великого поста. Долго спустя греческий царь Лев Исаврянин, желая жить в мире с козарами, женил своего сына Константина (Копронима) на дочери кагана козарского, которая по крещении была названа Ириной. У них был сын Лев, который по матери назывался Казарин или Хазарис (этот Лев имел жену Ирину, которая по смерти мужа восстановила православие, отвергши иконоборческую ересь на VII Вселенском соборе). После этого брака греки стали жить в мире с козарами, и последние стали знакомиться с христианской верой. Христианство стало распространяться между козарами главным образом от херсонян (Херсон – греческая колония) и в особенности после свв. учителей Константина и Мефодия. Козары с давних пор брали дань с российских славян: с каждого дома кожу белки и с каждого плуга по шелягу. Эта дань была прекращена Аскольдом и Диром, которые отняли у козар, северян и радимичей. Окончательно разбил козар (европейских) Святослав, отец св. Владимира, который взял их город Белую Вежу и наложил на них дань, азиатские же козары (жившие между Доном и Волгой) были завоеваны половцами и печенегами.
Так Боривой, князь чехов, послал гонцов к Святополку сказать, что чешский князь желает креститься и просит священников. Святополк промолвил чешским гонцам: «Спросите епископа Мефодия; пусть он выберет двух или трех священников и отошлет с вами к вашему князю». Св. Мефодий сам пошел в Чехию и окрестил Боривоя, жену его Людмилу и двух их сыновей. Оставался святой Мефодий в Чехии около года и освятил две первые чешские церкви: одну в городе Литомышле, а другую в Левом Градце. Затем оставил Мефодий в Чехии несколько славянских священников и возвратился в Моравию. Св. Мефодий посылал священников в Польшу, где они окрестили короля и многих поляков.
К этому времени обстоятельства совершенно изменились. Немецкие священники, из которых были многие заражены указанною ересью, стали снова являться в Моравию и склонять на свою сторону Святополка. Святополк, хотя и был крещен, но жил не по-христиански: пил много вина, имел многих жен и во гневе не мог себя сдерживать. Мефодий всячески старался убедить князя оставить его пороки, обличал его наедине и при всех, но ничего не помогало. Когда же немецкие священники стали бывать у Святополка, они начали говорить ему про Мефодия: «К чему ты, князь, этого старика слушаешь; ты видишь, он не похож на других людей, все всем раздает и живет как нищий. Ты, князь, владыка над своей землей». Многими подобными льстивыми словами немецкие священники совершенно поссорили Святополка со св. Мефодием. Тогда они стали жаловаться на Мефодия папе Иоанну, обвиняя его в ереси, а главным образом стараясь искоренить славянское богослужение. Папа Иоанн, желая в это время получить помощь против сарацин от немецкого короля, принял сторону немецких священников и прислал в Моравию такое послание, которым запрещалась славянская служба и только было позволено говорить на славянском языке проповеди. Мефодий, прочитав сие послание, сказал: «Что же будет теперь? Будут люди приходить в церковь и стоять, ничего не понимая. И позабудут учение Христово и воскреснут в Моравии языческие обычаи. Нет, я не стану служить по латыни, это будет людям во вред». Немецкие священники донесли об этом папе, и папа потребовал Мефодия в Рим. Святой Мефодий прибыл в Рим и папа учредил над ним суд. В это время папа получил помощь в войне с сарацинами от греческого царя Василия Македонянина, а потому и принял сторону Мефодия. На этом суде св. Мефодий был оправдан, восстановлен архиепископом в славянских землях и получил позволение совершать богослужение на славянском языке. Но, не желая оскорблять Святополка, папа написал ему такое послание: «Если тебе, князь, славянская обедня не по сердцу, ты можешь слушать у себя во дворце латинскую обедню, от немецких священников». Вместе с Мефодием, как его помощник, отправился в Моравию священник Викинг, ставленник немецкого короля и лютый враг славян. Этот Викинг и стал главным врагом святого Мефодия. Немецкие священники начали говорить Святополку, что Мефодий привез не настоящую грамоту, а есть другая, по которой нужно изгнать Мефодия и поставить архиепископом Викинга. Тогда святой Мефодий написал папе Иоанну такое письмо: «Кого ты, отче, поставил архиепископом: меня или Викинга?» На это письмо папа и прислал указанное послание.
Житие святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, учителей Словенских
Святые равноапостольные первоучители и просветители славянские, братья Кирилл и Мефодий происходили из знатной и благочестивой семьи, жившей в греческом городе Солуни.
Святой Мефодий был старшим из семи братьев, святой Константин (Кирилл - его монашеское имя) - самым младшим. Состоя на военной службе, святой Мефодий правил в одном из подчиненных Византийской империи славянских княжеств, по-видимому, в болгарском, что дало ему возможность научиться славянскому языку. Прожив там около 10 лет, святой Мефодий принял затем монашество в одном из монастырей на горе Олимп.
Святой Константин с малых лет отличался большими способностями и учился вместе с малолетним императором Михаилом у лучших учителей Константинополя, в том числе у Фотия, будущего Патриарха Константинопольского. Святой Константин в совершенстве постиг все науки своего времени и многие языки, особенно прилежно изучал он творения святителя Григория Богослова, а за свой ум и выдающиеся познания святой Константин получил прозвание Философа (мудрого). По окончании учения святой Константин принял сан иерея и был назначен хранителем Патриаршей библиотеки при храме святой Софии, но вскоре покинул столицу и тайно ушел в монастырь. Разысканный там и возвращенный в Константинополь, он был определен учителем философии в высшей Константинопольской школе. Мудрость и сила веры еще совсем молодого Константина были столь велики, что ему удалось победить в прениях вождя еретиков-иконоборцев Анния. После этой победы Константин был послан императором на диспут для прений о Святой Троице с сарацинами (мусульманами) и также одержал победу. Вернувшись, святой Константин удалился к брату своему, святому Мефодию на Олимп, проводя время в непрестанной молитве и чтении творений святых отцов.
Вскоре император вызвал обоих святых братьев из монастыря и отправил их к хазарам для евангельской проповеди. На пути они остановились на некоторое время в городе Корсуни, готовясь к проповеди. Там святые братья чудесным образом обрели мощи священномученика Климента, папы Римского (память 25 ноября). Там же в Корсуни святой Константин нашел Евангелие и Псалтирь, написанные "русскими буквами", и человека, говорящего по-русски, и стал учиться у этого человека читать и говорить на его языке. После этого святые братья отправились к хазарам, где одержали победу в прениях с иудеями и мусульманами, проповедуя Евангельское учение. На пути домой братья снова посетили Корсунь и, взяв там мощи святого Климента, вернулись в Константинополь. Святой Константин остался в столице, а святой Мефодий получил игуменство в небольшом монастыре Полихрон, недалеко от горы Олимп, где он подвизался прежде.
Вскоре пришли к императору послы от моравского князя Ростислава, притесняемого немецкими епископами, с просьбой прислать в Моравию учителей, которые могли бы проповедовать на родном для славян языке. Император призвал святого Константина и сказал ему: "Необходимо тебе идти туда, ибо лучше тебя никто этого не выполнит". Святой Константин с постом и молитвой приступил к новому подвигу. С помощью своего брата святого Мефодия и учеников Горазда, Климента, Саввы, Наума и Ангеляра он составил славянскую азбуку и перевел на славянский язык книги, без которых не могло совершаться Богослужение: Евангелие, Апостол, Псалтирь и избранные службы. Это было в 863 году.
После завершения перевода святые братья отправились в Моравию, где были приняты с великой честью, и стали учить Богослужению на славянском языке. Это вызвало злобу немецких епископов, совершавших в моравских церквах Богослужение на латинском языке, и они восстали против святых братьев, утверждая, что Богослужение может совершаться лишь на одном из трех языков: еврейском, греческом или латинском. Святой Константин отвечал им: "Вы признаёте лишь три языка, достойных того, чтобы славить на них Бога. Но Давид вопиет: Пойте Господеви вся земля, хвалите Господа вси языци, всякое дыхание да хвалит Господа! И в Святом Евангелии сказано: Шедше научите вся языки..". Немецкие епископы были посрамлены, но озлобились еще больше и подали жалобу в Рим. Святые братья были призваны в Рим для решения этого вопроса. Взяв с собой мощи святого Климента, папы Римского, святые Константин и Мефодий отправились в Рим. Узнав о том, что святые братья несут особой святые мощи, папа Адриан с клиром вышел им навстречу. Святые братья были встречены с почетом, папа Римский утвердил богослужение на славянском языке, а переведенные братьями книги приказал положить в римских церквах и совершать литургию на славянском языке.
Находясь в Риме, святой Константин занемог и, в чудесном видении извещенный Господом о приближении кончины, принял схиму с именем Кирилл. Через 50 дней после принятия схимы, 14 февраля 869 года, равноапостольный Кирилл скончался в возрасте 42 лет. Отходя к Богу, святой Кирилл заповедал брату своему святому Мефодию продолжать их общее дело - просвещение славянских народов светом истинной веры. Святой Мефодий умолял папу Римского разрешить увезти тело брата для погребения его на родной земле, но папа приказал положить мощи святого Кирилла в церкви святого Климента, где от них стали совершаться чудеса.
После кончины святого Кирилла папа, следуя просьбе славянского князя Коцела, послал святого Мефодия в Паннонию, рукоположив его во архиепископа Моравии и Паннонии, на древний престол святого Апостола Андроника. В Паннонии святой Мефодий вместе со своими учениками продолжал распространять Богослужение, письменность и книги на славянском языке. Это снова вызвало ярость немецких епископов. Они добились ареста и суда над святителем Мефодием, который был сослан в заточение в Швабию, где в течение двух с половиной лет претерпел многие страдания. Освобожденный по приказанию папы Римского Иоанна VIII и восстановленный в правах архиепископа, Мефодий продолжал евангельскую проповедь среди славян и крестил чешского князя Боривоя и его супругу Людмилу (память 16 сентября), а также одного из польских князей. В третий раз немецкие епископы воздвигли гонение на святителя за непринятие римского учения об исхождении Святого Духа от Отца и от Сына. Святитель Мефодий был вызван в Рим, но оправдался перед папой, сохранив в чистоте Православное учение, и был снова возвращен в столицу Моравии - Велеград.
Здесь в последние годы своей жизни святитель Мефодий с помощью двух учеников-священников перевел на славянский язык весь Ветхий Завет, кроме Маккавейских книг, а также Номоканон (Правила святых отцов) и святоотеческие книги (Патерик).
Предчувствуя приближение кончины, святой Мефодий указал на одного из своих учеников - Горазда как на достойного себе преемника. Святитель предсказал день своей смерти и скончался 6 апреля 885 года в возрасте около 60 лет. Отпевание святителя было совершено на трех языках - славянском, греческом и латинском; он был погребен в соборной церкви Велеграда.
Алфавит
Статья из II тома «Православной энциклопедии»
От названий первых 2 букв греч. алфавита — «альфы» и «беты»; система письменных знаков-букв, которая отображает и фиксирует звуковой строй языка и является основой письма. В алфавит входят: 1) буквы в их основных начертаниях, расположенные в определенной последовательности; 2) в некоторых алфавитах — диакритические знаки или буквы-диакритики, обозначающие признаки звука или изменяющие чтение буквы; 3) названия букв и знаков (церковнослав. «азъ», «буки», «ерь»), обычно содержащие в написании и произношении обозначаемые звуки или их признаки. Число букв алфавита примерно соответствует числу фонем языка (20-80), но алфавиты, как правило, лишь приблизительно отражают фонетическую систему языка, т. к. язык изменяется со временем, а состав произведений письменности расширяется и обогащается за счет разнодиалектных и иноязычных текстов, в то время как строй алфавита сохраняется в неизменном виде. Развитая система буквенного письма помимо алфавита включает: графику — совокупность приемов отображения на письме звуков; орфографию — совокупность правил написания слов; пунктуацию — совокупность правил членения письменной речи и оформления письменного текста посредством знаков препинания.
Виды алфавита. В зависимости от способа именования звуков алфавиты подразделяются на консонантные, вокалические и неосиллабические. Буквы консонантных алфавитов (финик., древнеевр., араб.) обозначают согласные звуки или слоги с неопределенным исходом, гласные звуки передаются на письме посредством т. н. матерей чтения (matres lectionis) — букв, обозначающих полугласные или придыхательные звуки,— или диакритическими знаками. Буквы вокалических алфавитов обозначают согласные и гласные звуки (греч. a, b, g; рус. а, б, в, г), иногда отдельные слоги (рус. е, ю, я), получая тем самым на письме четко различимое звуковое значение. Буквы неосиллабических алфавитов (инд. деванагари, эфиоп.) обозначают слоги одинакового состава с исходом на гласный, начальные гласные, долготу гласного, огласовки; неосиллабические инд. Алфавиты отличаются особым матричным построением, при котором порядок расположения звуков отражает соотношения различительных признаков фонем. Буквы ряда алфавитов имеют числовое значение.
Возникновение алфавитного письма. Алфавитное письмо возникло на пересечении древних письменных культур: егип. иероглифики (нач. III тыс. до Р. Х.), шумеро-аккад. клинописи (нач. III тыс. до Р. Х.), крито-микенской (эгейской) иероглифики (нач. II тыс. до Р. Х.— не дешифрована) и слогового письма (1-я пол. II тыс. до Р. Х.), которое использовалось приблизительно с XV в. до Р. Х. для древнегреч. языка (т. н. линейное В), хеттской клинописи (XVIII-XIII вв. до Р. Х.) и иероглифики (XVI в. до Р. Х.) в эпоху миграций и переселений народов — исхода израильтян из Египта (1250-1200 до Р. Х.), разрушения Трои и Хеттского царства (ок. 1200 до Р. Х.), вторжения в Ханаан и Египет «народов моря», расселения колен Израилевых в Палестине.
Идеографическое письмо содержит знаки-детерминативы (обозначение понятий) и т. н. фонетические комплементы со слоговым или звуковым значением; в египетском письме 23 знака со звуковым значением, которые могут рассматриваться как первоначальный прообраз алфавита. Создатели первых алфавитов использовали фонетические составляющие идеографического письма (египетского и аккадского), но отвергли идеографические и логографические знаки, связанные с религиозно-мировоззренческими представлениями Египта, Месопотамии или Крита и с конкретными языками. Тем самым алфавитное письмо стало универсальным инструментом фиксации любого языка и началось быстрое распространение письма среди народов Азии, Европы и Африки.
У западно-семитских народов алфавитное письмо (ханаанско-арам. группа семит. языков) сложилось на пространстве от Сев. Ливана до Синайского полуострова во 2-й пол. II тыс. до Р. Х. Древнейшее клинописное алфавитное письмо Угарита (средиземноморское побережье Сирии) датируется XV-XIII вв. до Р. Х.; оно содержит 30 (позже 22) знаков, обозначающих семит. согласные, порядок к-рых воспроизводится в последующих алфавитах, но начертания угаритских клинописных букв не соответствует знакам др. семит. алфавитов. Памятники слогового письма Библа (XV в. до Р. Х.), синайско-палестин. письма сер.— 2-й пол. II тыс. до Р. Х. предположительно связывают с племенами филистимлян, заселивших в XIII-XI вв. до Р. Х. ряд областей Ханаана. Примерно этим же временем датируются древнейшие памятники южносемит. письма Аравии и Синая. Ханаанский, или финик., алфавит (22 буквы), первые памятники которого датируются XII в. до Р. Х., считается родоначальником греческого и арамейского письма.
Восточные алфавиты. Арам. язык, использовавшийся как международный еще в ассир. период, с VI в. стал официальным языком ахеменидской Персии и распространился от Египта до Сев.-Зап. Индии. Непосредственно от староарам. алфавита образовались персидско-арам. (VI в. до Р. Х.) и набатейское письмо (II в. до Р. Х.), инд. А.— индо-бактрийский кхароштхи (сер. III в. до Р. Х.) и брахми (III в. до Р. Х.). Эти алфавиты стали родоначальниками семейств письменностей.
Евр. квадратное письмо (мерубба) с IV в. до Р. Х. стало основным алфавитом Свящ. Писания, но часть книг ВЗ (Быт 31. 47; Иерем 10; Ездра 4. 8-18; 7. 12-26 и др.) на библейско-арам. диалекте записывалась староханаанским письмом в VIII-VII вв. до Р. Х. Староханаанское письмо, представленное «памятниками Мёртвого моря» (II в. до Р. Х.— I в. по Р. Х.) в палеоевр. варианте, постепенно развилось в т. н. раввинское (II-IV вв. по Р. Х.) письмо Талмуда и в средневек. евр. курсивное, а затем в совр. письмо иврита.
На основе персидско-арам. алфавита сложилось письмо на иран., тюрк., монг., тунгусо-маньчжурских языках: хорезмийское (II в. до Р. Х.— I в. по Р. Х.), пехлевийское (II в. до Р. Х.— переработка арам. алфавита для среднеперсид. языка в 2 вариантах, манихейском и христ. (VI-VII вв. по Р. Х.), и согдийское (II-IX вв. по Р. Х.), которое лежит в основе тюрк. оригинальных алфавитах — уйгурского (VIII в.), орхонского (т. н. тюрк. рун, начиная с VIII в. по Р. Х.), а также монг. (ХIII в.) и маньчжурского (ХVII в.).
Индийский алфавит брахми создан на основе арам. письма, но, очевидно, под влиянием и древне греч. письма с его последовательным обозначением гласных. Самые ранние памятники брахми датируются III в. до Р. Х. (царствование Ашоки, распространение буддизма), письмо брахми является древнейшим письмом Индии на индоевроп. языке (пракритские диалекты). Брахми и производным от него письмом пали в I в. до Р. Х. на Цейлоне (Шри-Ланка) был записан буддийский канон (трипитака), что положило начало формированию письменной литературы Индии. Ведические тексты были записаны в I в. по Р. Х. В IV в. по Р. Х. в Индии развивался брахманизм и складывался основной корпус индуистской письменной литературы (веды, упанишады, эпические поэмы). В IV в. по Р. Х. распространяется алфавит гупта, более совершенный и приспособленный для классического санскрита. На гупта и развившемся из него нагари в VII-VIII вв. записывается классическая индийская литература. Последующее развитие нагари — это алфавит деванагари («божественный городской», XIII в.), на основе которого образовались более поздние письменности Индии.
Набатейское письмо использовалось до VI в. по Р. Х. и представлено христ. эпиграфическими памятниками. Оно лежит в основе араб. А. (VI-VII вв.), который оформился в письме Корана и ислам. литературы. С распространением ислама араб. письмо вытеснило письменность и литературу Сирии, Месопотамии, Ирана, Бактрии, Сев. Индии, Египта, Ливии, Нубии. Производными от араб. А. системами письма пользуются языки урду, фарси (совр. персид.), османо-тур. (до 1928) и ряд др.
Из южноарав. письма, возникшего, очевидно, очень рано, и представленного памятниками Йемена до VII в. по Р. Х., в V-VI вв. по Р. Х. развился эфиоп. слоговой алфавит. В IV-V вв. в Аксумском царстве с принятием христианства и переводом на язык геэз Свящ. Писания и богослужебной литературы эфиоп. алфавита под влиянием греч. письма существенно усовершенствовался и с некоторыми модификациями использовался до наст. времени для языков амхарского, тигре и тигринья.
Письменность Сирийского царства Пальмира (Тадмор) II в. до Р. Х.— III в. по Р. Х. на арам. основе сыграла существенную роль в истории восточного христианства. В начале III в. по Р. Х. в Эдессе был создан сир. перевод Священного Писания, для которого разработан алфавит эстрангело. Сир. христ. литература успешно развивалась до VIII и даже до XIII в. по Р. Х. В 1-й пол. V в. образовалась вост.-сир. «несторианская» письменность, которая распространилась в Азии вплоть до Тибета, Китая и Индии.
Алфавит на основе греческого письма. Под влиянием финикийского письма в IX-VIII вв. до Р. Х. сложились вокалический греч. и консонантный арам. алфавит.В греч. письме развивалось обозначение гласных звуков, а начертания знаков алфавита представлено 2 вариантами — вост. (Эллада, М. Азия) и зап. (Италия, Сицилия, Сардиния, средиземноморское побережье совр. Франции и Испании). К VI-V вв. до Р. Х. вост. вариант архаического греч. письма преобразовался в классическое греч. письмо, развившееся в IV-V вв. по Р. Х. в визант. письмо. Во II в. по Р. Х. на основе греч. был создан копт. алфавит. В сер. V в. еп. Вульфила создал гот. письмо для перевода книг Свящ. Писания и богослужебных текстов, используя греч. буквы и диграфы для обозначения специфических герм. звуков. В кон. IV в. еп. Месроп Маштоц изобрел арм. алфавит, который лежит в основе арм. литургического и лит. языка (грабар). В нач. V в. сложился груз. алфавит.
Алфавит на основе латинского письма. Из западногреч. алфавита развивалось этрусское (VII в. до Р. Х.), лат. (VII в. до Р. Х.) письмо и др. италийские алфавиты. Классическое лат. письмо сложилось в IV-III вв. до Р. Х. На основе лат. алфавита образовались письменности народов Зап. Европы: германские руны (II-III вв. по Р. Х.), ирландская (огамическая — IV в., латинская — кон. V в.), английская (VII в.), французская (IХ в.), итальянская (Х в.), сардская (ХI в.), португальская (XII в.), польская (XVI в.) и др. Особенность образования новых письменностей на основе лат. алфавита заключается в их транскрипционном характере: лат. алфавит сохраняет свой состав и звуковые значения букв, используется для записи текстов преимущественно светского содержания. При этом возникало лит. двуязычие: Свящ. Писание, литургическая, богословская, научная литература сохранялись до Реформации на лат. языке, а светская литература, отчасти гомилетика и деловая письменность — на народном языке.
Алфавиты славянские. На рубеже 50-60-х гг. IX в. (не позднее 863) святые равноапостольные Кирилл (Константин) и Мефодий создали алфавит для нового богослужебного и лит. (церковнослав.) языка — глаголицу. В этом алфавите начертания букв оригинальны (хотя и напоминают отдельные начертания греч. минускула), самостоятельно и их числовое значение, что отражает стремление слав. апостолов создать новое письмо. Значения букв здесь максимально приближены к фонетическому строю слав. языков, при этом принцип наименования букв, их последовательность и соотношение звуковых значений в системе алфавита указывают на греч. источник. Как единственный слав. алфавит глаголица просуществовала не более трети века. Уже в кон. IX в. в Болгарии, куда после смерти св. Мефодия (ум. 885) и вследствие гонений в Вел. Моравии на слав. богослужение и письменность переселились ученики слав. просветителей, был создан новый алфавит, получивший со временем название кириллица. Его основу составило греч. унциальное письмо, дополненное буквами для обозначения звуков, специфических для слав. языка, заимствованными из глаголицы, но видоизмененными в соответствии с уставным характером письма. При этом кириллица включает и буквы, передающие специфические греч. звуки, для заимствованных слов («фита», «кси», «пси», «ижица»); числовое значение букв, за редким исключением, определяется порядком греч. алфавита. Более простая в начертаниях кириллица на территориях, где греч. алфавит пользовался широкой известностью, вытеснила из употребления глаголицу, активное использование которой прекратилось на болг. землях к рубежу XII-XIII вв. В X-XI вв. (до 1096) глаголица в качестве слав. алфавита богослужебных книг употреблялась в Чехии. Позднее глаголический алфавит сохранялся только в Хорватии, где использовался для написания богослужебных слав. книг местными монахами-бенедектинцами и в деловой письменности (до нач. XX в.). Через хорватское посредство (в результате деятельности имп. Карла IV Люксембурга) глаголица в XIV-XV вв. вновь получила известность в отдельных монастырских центрах Чехии (Эммауский монастырь «на Славянах» в Праге), а также в Польше (Олесницкий монастырь в Силезии и «на Клепаже» в Кракове).
На основе кириллицы образовались болг. (кон. IХ в.), древнерус. (ХI в.), серб. (ХII в.) с локальным боснийским вариантом, славяноязычные валашская и молд. (XIV-XV вв.), румын. (XVI в., в 1864 переведена на лат. графику), а в составе древнерус.— пермско-зырянская (XIV в., в XV в. вытеснена кириллицей), мордовская (кон. XVII в.) и др. письменности. В качестве делового письма кириллица использовалась также в канцеляриях Далмации (XIV-XVII вв.) и Албании (XIV-XV вв.). Совр. рус. алфавит (гражданский шрифт) введен Петром I в 1708-1710 гг. как шрифт для светской литературы и письменности и в графическом отношении максимально приближен к начертаниям книжного курсива, который сформировался в посл. трети XVII в. под воздействием украинско-белорус. почерков и шрифтов, испытавших влияние лат. и греч. традиции (количественный и качественный состав А. окончательно определены реформой 1918 г.). В XVII-ХХ вв. правосл. миссионеры (еп. Нижегородский Дамаскин (Семёнов-Руднев), митр. Московский свт. Иннокентий (Вениаминов) и др.) разрабатывали основы научного описания тюрк., финно-угор., палеоазиат. и др. языков народностей Российской империи, адаптировали кириллический алфавит, осуществляли переводы текстов, создавали грамматики и словари для ранее бесписьменных языков России и сопредельных стран (чуваш., татар., алеутского, якут., осет., азерб., казах., монг. и др.). На протяжении 2-й пол. XVIII — нач. XX в. модернизированный в нач. XVIII в. рус. вариант кириллицы составил (с учетом местных особенностей) также основу совр. алфавита правосл. слав. стран: Сербии, Болгарии, Украины, Белоруссии и Македонии. В результате многовековых трудов духовенства, ученых-филологов, учителей, гос. администрации образовался единый графико-культурный ареал греко-слав. письменности, включающий многообразные языки и культурные традиции. В 90-х гг. ХХ в. Молдавия, Монголия и тюркоязычные республики бывш. СССР перешли на лат. алфавит.
А.А.Волков
Символика букв алфавита. Возникновение алфавита различными религ. традициями возводилось к божественному источнику, с этим связана и его символическая функция (Bertholet. S. 9). Мистика букв во многих религиях основана на представлении, что между знаком и сотворенным миром существуют определенные отношения и абстрактная система алфавита согласуется с порядком, лежащим в основе мироздания. Так это, напр., в универсалистском мировоззрении древних китайцев (см. Китайские религии), которое основано на идее о всеобщей гармонии между микрокосмом и макрокосмом, это нашло отражение в сложной письменной символике их алфавита (de Groot. S. 343). У древних греков отношение знаков письма ко Вселенной выражалось не только тем, что буквам придавалось числовое значение, но и тем, что мир представлялся приводимым к системе чисел и числовым отношениям (см. Чисел символика). Алфавит понимался как набор знаков, с помощью которого — независимо от употребления этих знаков в языке — мир мог быть отражен в форме пропорциональной аналогии (Dornseiff. Das Alphabet. S. 11-14), а на мир, в свою очередь, можно было повлиять с помощью реализации магической силы, приписываемой буквам А. (о чем свидетельствуют многочисленные примеры из позднеантичной и мусульм. магии — см. Dornseiff. Das Alphabet. 35ff; Hallo. S. 166-174; Winkle). Такое мышление кроме пифагорейцев, гностиков и иудаизма (см. ниже) было присуще также хуруфиям (от араб. huruf — мн. число от harf — буква) — членам ислам. секты, возникшей в кон. XIV в. (см. ниже).
В характерном для инд. традиций представлении о семенных слогах («биджас») отдельные слоги мантр (магических речений из ведических текстов) выражают сущность божества (Monier-Williams M. P. 196-202). Сила этих слогов реализуется не только в звуках, с помощью рецитации, но и при погружении в их графические формы, зафиксированные в медитационных образах (мандалах) (Bareau A. S. 186).
Представление о том, что буквы алфавита являются носителями тайной, более высокой истины, было воспринято европ. культурой через позднеантичное наследие и под влиянием представлений о святости или божественном происхождении букв А., характерных для религий народов Передней Азии. Мистика А. использовалась в истолковании Свящ. Писания (см. Экзегеза), апокалиптике, мантике, магии и астрологии.
Христианство. В христианстве алфавит получил символическое истолкование прежде всего в понимании греч. букв A и W как символов Христа (см. Альфа и Омега). Наряду с этим сохранилось и понимание алфавита как символа космоса. В катол. обряде освящения храма епископ вписывает посохом буквы греч. и лат. алфавита в крест, начертанный золой на полу церкви (самый ранний пример описания обряда — Григория Сакраментарии // PL. 78. Col. 153; 2-я четв. VIII в.). Такой крест найден на полу церкви Апостолов в Риме (Dornseiff. Das Alphabet. S. 171), миланские церкви имеют такой крест со вписанными в него буквами и на внешних стенах. С одной стороны, алфавит, написанный на кресте,— это символ космоса с его законами и гармонией, т. к. буквы стоят в должном порядке, с др. стороны, он становится символом Христа, Владыки Церкви и Вселенной, т. к. буквы алфавита сгруппированы в кресте. Иначе это понимает лат. средневек. ученый Ремигий Оксерский (ум. ок. 908): буквы алфавита в кресте символизируют начала и основы свящ. учения (лат. initia et rudimenta doctrinae sacrae (PL. 131. Col. 851)). Др. примером такого понимания алфавита является фреска монастыря аввы Симеона близ Асуана, на которой перед Христом изображены 4 ангела, а ниже — 24 фигуры обозначенные как aahl, bahl, gahl... wahl. Сочетание греч. букв hl (от евр. — Бог, Божий) указывает на принадлежность этих существ к небесному миру (Dornseiff. Das Alpha-bet. S. 168).
Идея мистического языка, которому ангел научил прп. Пахомия Великого и его учеников (IV в.), возможно, присутствовала в переведенных блж. Иеронимом письмах Пахомия Великого (PL. 23. P. 91ff). «Насколько позволят заключить сохранившиеся примеры он (язык.— Ред.) состоял, в обозначении некоторых вещей и личностей буквами алфавита на основании принятой договоренности» (Burckhardt J. Die Zeit Konstantins. 1880. S. 394; Dornseiff. Das Alphabet. S. 72). «Братию он (ангел.— Ред.) повелел разделить на двадцать четыре чина по числу двадцати четырех букв, так чтобы каждый чин означался греческими буквами от альфы и виты по порядку до омеги... Наименование каждой буквы уже само собою указывало бы на означаемый ею чин. Инокам, более других простым и незлобивым,—продолжал Ангел,— дай имя йоты (i), а непокорных и крутых нравом отметь буквой кси (x), выражая, таким образом, самою формою буквы свойство наклонностей, нрава и жизни каждого чина. Знаки сии будут понятны только духовным» (Лавсаик. С. 74-75; Dornseiff. Das Alphabet. S. 25).
Внешняя форма букв часто служила основой для их символического толкования. Свт. Иоанн Златоуст писал: «Ибо также как среди букв алфавит — это то, что соединят собой целое, фундамент всего здания, так и полнота веры хранит чистый образ жизни. Без нее нельзя быть христианином, как без стен нет здания и без букв нет читающего» (Иоанн Златоуст. Homil. IX in epist. ?d Hebr. // PG. 63. Col. 77; Dornseiff. Das Alphabet. S. 21). Копт. «Книга о тайнах греческих букв», которая датируется VI в. и приписывается прп. Савве Освященному, содержит полемику о букве «дельта» (D), которая символизирует творение. Своими 3 углами эта буква указывает на Троичность Бога и 6 дней творения и, как четвертая буква алфавита, она есть символ 4 элементов (Dornseiff. Das Alphabet. S. 22). Толкование греч. буквы «ипсилон» (Y) как символа 2 путей жизни (добродетели и порока) было распространено в греч., иудейской и христ. этике (Dornseiff. Das Alphabet. S. 24). Лат. V (открытая наверх, закрытая вниз) символизировала человеческую природу (Holtz. S. 314); D (в окружности) была символом безначальной и бесконечной Божественной природы Христа (Sauer. 179). То, что греч. буква T похожа на крест, заметили еще дохрист. авторы. Христиане также использовали это сходство, увидев в нем указание на крест Распятия. Известную роль здесь сыграл рассказ из книги прор. Иезекииля о том, как пророк начертал евр. букву «тав» на лбах израильтян (Иез 9. 4), что христиане поняли как указание на Распятого (Тертуллиан. Adv. Marc. III 22; Origenes Hom. In Ezech. 9. 4). Гематрическое толкование (см. Чисел символика) греч. буквы T дает уже Послание Варнавы (9. 8): число вооруженных слуг Авраама — 318 (Быт 14) писалось по-гречески TIH и толковалось как IH(souj) на T, т. е. «Иисус на кресте».
Христиане усматривали мистический смысл и в названиях букв евр. алфавита (св. Амвросий Медиоланский (Комментарий на Пс 68), блж. Иероним, Евсевий Кесарийский). Отвечая на вопрос о смысле алфавита, который был положен в основу акростишных (см. Акростих) частей псалмов и Плача Иеремии, блж. Иероним в 30-м послании написал небольшой трактат о евр. А. Лат. переводы названий евр. букв составляют, согласно Иерониму, 7 групп (conexiones), и каждая группа образует определенную фразу, которую он затем толкует назидательно. Так же поступает Евсевий Кесарийский (Praep. Ev. X 5). Толкования Иеронима и Евсевия соответствуют друг другу, напр. названия евр. букв «мем», «нун», «самех», составляющих одну из таких групп, в благочестивом духе истолковываются на греч. (Евсевий) и на лат. как «ipsis sempiternum adiuto-rium» (Иероним) (т. е. «вечная помощь от них»). Собранный в ранних комментариях материал позже использовали др. средневек. толкователи (Dornseiff. Das Alphabet. S. 27). Эта традиция отразилась в названиях букв кириллицы, представляющих собой древнейший слав. азбучный акростих (см. Абецедарий).
Существует много примеров символического толкования букв, составляющих свящ. имена, а также букв, начинающих сакральные тексты. Афонская книга образцов (см. Образцы, книга образцов) требует вписывать 3 греч. буквы «owv» в нимб Пантократора на иконах, фресках и мозаиках (Sachs u. a. 214) как обозначение Бога (Исх 3. 14; Откр 1. 4, 8). На лат. Западе буква I в средневековье была символом Иисуса Христа: littera minima in forma, sed maxima in sacramento (лат. буква, малейшая по форме, но величайшая по таинственному содержанию) — на что, возможно, повлияла фраза из слов Господа о действительности Закона: «доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона» (Мф 5. 18). Альберт Великий понимал имя «Jesus» как «Jucunditas maerentium, Eternitas viventium, Sanitas languentium, Ubertas egentium, Satietas esurentium» (Радость скорбящих, Бессмертие живущих, Исцеление ослабленных, Изобилие нуждающихся, Насыщение голодающих) (Comp. theol. veritatis IV 12; Dornseiff. Das Alphabet. S. 138). Папа Иннокентий III считал, что 2 слога имени Иисуса символизируют 2 природы, 3 гласные — Божественную природу (представленную в Трех Лицах), 2 согласные — человеческую природу из плоти и крови, стоящая в середине буква S, которая встречается в имени дважды,— отношение Второго Лица Троицы к двум другим (Bardenhewer O. Der Name Marias. S. 104). Амалар Мецкий толковал имя «Адам» как символ 4 сторон света (PL 105. Col. 1002; Sauer. 64.).
Наибольшее число символических толкований на Западе было связано с именем Пресв. Богородицы, особенно среди цистерцианцев. Цезарий Гейстербахский в гомилиях сообщает, что 3 слога имени Марии символизируют Св. Троицу, 5 букв — Закон Моисея (содержащего 5 книг); 5+3=8 — символ 8 тайн Девы Марии (см. Розарий); 3?5=15 псалмов восхождения (см. Степенны псалмы и антифоны).
Встречаютcя примеры толкования начальных букв ее имени: «Mater Alma Redemptoris, Incentivum Amoris», «Maria Advocata Renatorum, Imperatrix Angelorum» (Мария, Ходательница за возрожденных, Властительница ангелов) и др. (Barndenhewer O. Der Name Marias. 1895. S. 97ff). Рукопись 1420 г. содержит распространенное толкование: «Mediatrix, Auxiliatrix, Reparatrix, Imperatrix, Amatrix» (Посредница, Помощница, Возродительница, Властительница, Любящая).
Алфавит является одним из возможных принципов организации гимнографического материала (см. Акростих). Полный набор букв алфавита в акростихе и их строгий порядок символизируют стремление гимнографа к совершенству (в ВЗ: Пс 9; 10; 119; 142 и др. Плач 1-4). Из сир. и визант. сочинителей песнопений ветхозаветным примерам следовали святые Мефодий Олимпийский, Григорий Богослов, Роман Сладкопевец, Иоанн Дамаскин; из лат. гимнотворцев — Иларий Пиктавийский («Ante saecula»), Седулий («A solis ortus cardine»), Венанций Фортунат (Hymnus de Leontio episcopo «Agnoscat»).
Мистическое толкование букв лежит в основе «магического» буквенного квадрата-палиндрома «Sator Аrepo» («ROTAS-формула»), который писался лат. или греч. буквами и при чтении слева направо, справа налево, сверху вниз и снизу вверх получалась одна и та же фраза: «Sator arepo tenet opera rotas», «сеятель Арепо держит с трудом колеса».
Раннее употребление этой формулы, датируемое 63 г., засвидетельствовано ее находкой в Помпеях (2 граффити) (перечень мест ранних находок формулы см.: Din-kler). Среди множества попыток объяснить символику этих букв есть и христологи-ческое толкование «Sator Arepo», в котором квадрат сводится к кресту «Pater Noster» с центром в букве N и двойными AO (Grosser F. Ein neuer Vorschlag zur Deutung der Sator-Formel // ARW. 1926. Bd. 24. S. 165-169).
Этот буквенный квадрат широко распространен в кириллической транслитерации в слав. (особенно рус.) рукописной традиции XV-XIX вв. и в лубочных картинках XVIII-XIX вв. под названием «Печати премудрого царя Соломона» или «Печати царя Льва Премудрого». Старший рус. список, датируется между 1408 и 1423 гг. (Псалтирь Толковая с дополнительными статьями, переписанная в вологодском Спасо-Прилуцком монастыре — ЯИАМЗ. № 15231). Позднейшие списки весьма многочисленны, в особенности начиная с XVII в. Старший южнослав. (серб.) список обнаружен в рукописных приписках XVII в. к изданию НЗ с Псалтирью (Острог, 1580). Не исключено, что ошибка в 3-м слове («тепот» вместо «тенет») древнейшего рус. списка и ряда более младших отражает влияние глаголического оригинала («н» и «п», «е» и «о» имеют в глаголице близкие начертания); в случае справедливости этого предположения появление «ROTAS-формулы» в слав. письменности следует относить ко времени не позднее X в. (в дальнейшем памятник, очевидно, транслитерировался неоднократно).
В старшем рус. списке (и ряде младших) содержание «магического квадрата» («Печати Соломона») истолковывается как символическое обозначение гвоздей, вбитых при распятии в руки и ноги Спасителя. В списках XVII-XIX вв. встречается рекомендация использовать текст «ROTAS-формулы» в качестве молитвы от укуса бешеной собаки. В списках XVIII-XIX вв. и современной им лубочной гравюре текст «расшифровывается» как акростих виршей о сотворении мира и человека, всемирном потопе, пришествии в мир Спасителя и Его распятии, известных в неск. вариантах. В рукописях рисунок «Печати Соломона» помещается при календарно-пасхальных текстах в Псалтирях следованных, Уставах, святцах, «Кругах миротворных», лечебниках и сборниках.
Известным примером религ. символики букв на лат. Западе являются медитационные кресты, на которые нанесены буквы без видимого смысла. Напр. в «Кресте Захарии», который, по преданию, был открыт отцам Тридентского Собора (1545-1563) во время эпидемии чумы (HWDA 9. 875), (илл.) буквы представляют собой начала лат. молитв: Z — «Zelus domus tuae liberet me» (Ревнитель о доме твоем, освободи меня); D — «Deus meus expellet pestem» (Бог мой, да прогонит чуму). Здесь же можно назвать «Крест благословения» (Benediсtus), первые буквы которого должны иметь значение: «Crux Sacra Sit Mihi Lux/Non Draco Sit Mihi Dux» (Святой крест да будет мне светом, пусть дракон не будет моим водителем) (HWDA 1. 1035). Магическая фор-мула «Ananisapta» изначально, видимо, была молитвой-заклинанием против чумы: «Antidotum Nazareni auferat necem intoxicationis, sanctificet alimenta poculaque trinitas, Amen» (Противоядие Назарянина да отнимет смерть от яда, Троица да освятит еду и питие. Аминь) (HWDA 1. 395).
В слав. средневек. письменности буквенные криптограммы, посвященные обычно похвале Кресту, помещаются на крестах (независимо от техники их исполнения) или около их изображений, как самостоятельных, так и венчающих композиции заставок в рукописных и старопечатных книгах; отсюда их наименование — «крестные (или прикрестные) слова». Наиболее развитые и сложные криптограммы такого рода помещаются в серб. рукописях XIV-XVI вв. (напр., в Евангелии тетр 1372 г.— Вена. Нац. б-ка. Слав. 52. Л. 69) и венецианских изданиях XVI в. типографии Вуковичей (начиная с Молитвенника 1536 г. при гравюре на Л. 214 об.), а также на старообрядческих литых крестах и складнях XVIII-XIX вв. (в ряде случаев для серб. памятников XIV в. возможна кириллическая транслитерация аналогичных греч. криптограмм). По крайней мере со 2-й пол. XV в. в рус. рукописях помещаются (толкования) расшифровки «крестных слов» (РГАДА Тип. № 387. Л. 197 об.— 198, 90-е гг. XV в.).
Иудаизм. На иудейское учение о символическом значении букв повлияло представление о предсуществовании букв евр. алфавита, которые Бог использовал при творении мира и создании Торы. Каждая буква алфавита, согласно этим представлениям, имеет свой тайный и символический смысл, разгадав который можно проникнуть в тайны творения и Торы. Этот смысл раскрывается во внешней форме букв, в особенностях их произношения, сочетаниях букв и их числовом значении. Самыми ранними иудейскими текстами, отражающими это представление, являются мидраши периода амораев (см. Амораим). Примеры символического толкования некоторых евр. букв даются в трактате «Берешит Рабба», самом раннем собрании мидрашей к кн. Бытия (I-III вв. по Р. Х.). В толковании на Быт 2. 4 («при сотворении их»; в иудейских изданиях Торы) графическое начертание евр. буквы (хей), разомкнутой снизу и слева вверху, понимается как указание на то, что злые люди будут низвергнуты в ад, а для немногих благочестивых существует возможность спастись (Берешит Рабба. 12. 10). Произношение буквы «хей» здесь же рассматривается как знак того, что Бог создал мир без труда, т. к. «хей» произносится без напряжения — это просто легкий выдох (Берешит Рабба. 12. 12). В толковании на Ис 26. 4 («ибо Господь Бог есть твердыня вечная») сочетание букв «хей» и «йод» является указанием на существование 2 миров — мира сего и мира грядущего — при этом мир сей создан буквой «хей», а грядущий — с помощью «йод» (Иерус. Талмуд, Хагага 2. 77c, 45; Пешикта Раббати 21; Мидраш Техиллим 114 § 3; Вавил. Талмуд Менахот 29).
Во вводной части трактата «Берешит Рабба» встречается вопрос, почему Бог избрал букву «бет» (2-ю букву евр. А., с которой начинается первое слово евр. Библии — «Берешит» (В начале)), чтобы начать с нее Тору. На этот вопрос мидраш на Быт 1. 1 дает неск. ответов: Бог предпочел создать мир с помощью буквы «бет», т. к. она символизирует благословение, ибо с этой буквы начинается евр. слово «благословение» (бераха), тогда как с первой буквы (алеф) — слово «проклятие» (арира) (Берешит Рабба 1. 10); в своем графическом начертании «бет» открыта с одной стороны, это было истолковано как указание на то, что нельзя спрашивать, что находится над или под землей, что произошло до творения мира и произойдет в будущем (Берешит Рабба 1. 10); истолковывалось и числовое значение «бет» — 2, которое указывало на существование 2 миров — мира сего и мира грядущего (Берешит Рабба 1. 10).
Более систематическое изложение средневек. иудейских спекуляций о графическом начертании букв и их тайном символическом значении содержат собрания мидрашей, известные под названием «Алфавит рабби Акивы». Одна из его редакций (А) предлагает мидраши, собранные в свободной ассоциациативной связи к согласным и огласовкам, из которых состоит название отдельных букв евр. алфавита. Напр. название буквы «алеф» состоит из букв «алеф», «ламед» и «пе»; в соответствии с этим следующий ряд агадических высказываний вводится библейскими и др. речениями, которые в свою очередь начинается с букв алеф, ламед и пе. Др. редакция «Алфавита рабби Акивы» (B) напротив содержит мидраши, начинающиеся с букв в обратном алфавитном порядке: каждая буква алфавита — прежде всех последняя буква евр. алфавита «тав» — приближается к Богу и просит о том, чтобы Он использовал именно ее первой при сотворении мира и начал, т. о., с нее текст Торы. Но Бог отказывает всем буквам, пока не подходит буква «бет». Все аргументы в этом споре букв построены на свободной ассоциации к названиям евр. букв. Кроме «Алфавита рабби Акивы» существует ряд др. текстов, содержащих рассуждения об аллегорическим и символическим значении евр. букв. Напр. «шин» означает ложь, а «тав» — истину. То, что буквы слова «шекер» (ложь) в евр. алфавите стоят недалеко друг от друга, а слова «эмет» (истина) — достаточно далеко, толкуется т. о., что ложь встречается часто, а истина напротив — редко (Вавил. Талмуд, Шаббат 104a).
Значительное распространение в иуд. экзегезе получило гематрическое толкование, примеры которого приводятся уже в своде герменевтических правил Элиезера бен Иосе Галилеянина (ок. 200 г. по Р. Х.). Пример числовой гематрии усматривается в рассказе о победе Авраама во главе отряда из 318 вооруженных слуг над 4 вост. царями, при этом имя слуги Елиезера понимается как указание на число слуг, т. к. числовое значение букв, составляющих его имя, дает в сумме 318. Пример буквенной гематрии обнаруживается толкователем в Иер 51. 1, где Вавилония названа (в синодальном переводе: «противники Мои»). Если буквы, составляющие это слово заменить на парные, исходя из правила: первая заменяется на последнюю, вторая от начала — на вторую от конца, третья — на третью от конца и т. д., то получится слово (Халдея). В мидрашах, а позже и в каббалистической литературе суммарные числовые значения букв определенного слова истолковывались как указание на тайные отношение между различными словами в Торе.
Сложная форма буквенной символики предложена в иуд. книге «Сефер Йецира» (Книга Творения, см. Тантлевский. С. 286-298) — небольшом тексте, датируемом от II до VIII вв. Во 2-й части «Сефер Йецира» буквы алфавита делятся на 3 группы: 3 «матери» (буквы «алеф», «мем» и «шин»), 7 удвоенных («бет», «гимель», «далет», «каф», «пе», «реш», «тав»), а также 12 простых — остальные буквы алфавита «Матери» являются символами 3 первоэлементов, лежащих в основе всего существующего,— немая буква «мем» символизирует воду, в которой живут немые рыбы; шипящая «шин» соответствует шипящему огню и воздушная «алеф» изображает (дух, воздух). Согласно космогонии «Сефер Йецира» первой эманацией Духа Божия был произведший огонь, от которого в свою очередь произошла вода. Эти 3 основные субстанции существуют потенциально и получают действительное существование только посредством 3 «матерей». Космос, возникший из этих 3 основных элементов, состоит из 3 частей: мира, года (или времени) и человека. В каждой из этих частей содержатся все 3 первичные элементы. Вода образовала землю, из огня произошло небо, дух произвел находящийся между небом и землей воздух. 3 времени года — зима, лето и дождливый период — соответствуют воде, огню и духу. Человек также состоит из головы (соответствующей огню), тела (представляемого духом) и др. частей тела (соответствующих воде). 7 двойных букв произвели 7 планет, находящихся в непрерывном движении, то приближаясь к Земле, то удаляясь от нее, что обосновано мягким или твердым произношением двойных букв, 7 дней, изменяющихся во времени соответственно их отношению к планетам, 7 отверстий в человеке, соединяющих его с миром, вследствие чего его органы подчинены планетам. 12 простых букв создали 12 знаков зодиака, им принадлежат 12 месяцев во времени и 12 «руководителей» в человеке (руки, ноги, почки, желчь, внутренности, желудок, печень, поджелудочная железа и селезенка), которые подчинены знакам зодиака. Наряду с этой схематической теорией книга указывает на различные методы комбинирования и замены букв для образования новых слов, называющих новые явления. В каббалистической литературе встречаются неск. методов интерпретации, с помощью которых развивается впервые упомянутые в «Сефер Йецира» принципы толкования, напр. каббалистические авторы начали переставлять буквы тетраграммы (см. Имя Божие), значительно развив идею о том, что Бог открыл Себя в языке. Особенно богаты на спекуляции о символическом значении букв тетраграммы писания евр. мистиков XIII в. в Юж. Франции.
Ислам. О мистике букв и магических манипуляциях с ними писали Ибн аль-Араби (1165-1240), аль-Буни (ум. 1225), аль-Даираби (ум. 1738), аль-Газали (1059-1111) и др. (Dornseiff. Das Alphabet. S. 142; Brockelmann. Geschichte der arabis-chen Literatur. Weimar, 1898. Bd. 1. S. 426, 446, 497; Bd. 2. S. 323). 7 букв, отсутствовавших в первой суре Корана, толковались как особо святые и соотносились с 7 особо важными именами Бога, днями недели и планетами (Dornseiff. Das Alphabet. S. 142-143). Представление о символическом значении букв алфавита развивалось прежде всего у хуруфиев (Birge; Schimmel). Согласно учению хуруфиев Бог открывает Себя в человеческом лице, т. к. имя Бога Аллах было написано на лице человека, особенно основателя секты Фадл Аллаха из Астерабада: буква «алиф» образует нос, крылья носа — это два «ламс», глаза образуют букву «ха». С помощью этой символики хуруфии выражают особое отношение между Богом и человеком. В др., особенно мистических, направлениях ислама использовалась «наука о буквах» (араб. Ильм альхуруф), в соответствии с которой 28 букв араб. алфавита были разделены на 4 группы по 7 букв, каждой группе был подчинен один из 4 элементов (огонь, воздух, воду, землю). В связи с числовым значением букв слова, прежде всего имена Бога, могли толковаться мантически. При этом немалую роль играет оценка араб. языка как языка откровения Аллаха и араб. письма как письма, на котором был написан Коран.
Литература: Ровинский Д. А. Русские народные картинки. СПб., 1881. Т. 3. С. 187-188; Т. 4. С. 581-586; Monier-Williams M. Religious Thought and Life in India. L., 1885. P. 196-202; Sauer J. Symbolik des Kirchgeb?udes. Frieburg, 1902, 1924; De Groot J. J. M. Universismus. B., 1918. S. 343; Гематрия // Еврейская Энциклопедия. М., 1991. Т. 6. Ст. 299-302; Сефер Йецира // Еврейская Энциклопедия. М., 1991 . Т. 14. Ст. 178-186; Dornseiff F. Das Alphabet in Mystik und Magie. Lpz.; B.,1922, 1975 (Stoicheia; 7); idem. ABC // HWDA. Bd. 1. S. 14-18; idem. Buchstabe // Ibid. S. 1697-1699; Hallo R. Zus?tze zu Franz Dornseiff // ARW. 1925. Bd. 23. S. 166-174; Сперанский М. Н. Тайнопись в юго-славянских и русских памятниках письма. Л., 1929. С. 134, 137 (ЭСФ. Вып. 4. 3); Winkler H. A. Siegel und Charaktere in der muhammedanischen Zauberei. B.; Lpz., 1930. 1980; Bertholet A. Die Macht der Schrift in Glauben und Aberglauben. Freiburg i. Br., 1949; Edsman C.-M. Alphabet- und Buchstabensymbolik // RGG. Bd. 1. S. 246; Bareau A. Die Religionen Indiens. Stuttg., 1964. S. 186; Birge J. K. The Bektashi Order of Dervishes. L., 1965; Biedermann H. Lexikon der magischen K?nste. Graz, 1968; Dinkler E. Sator Arepo // RGG3. Bd. 5. Sp. 1373-1374; Schimmel A. Mystical Dimensions of Islam. Durham, 1975; Gruenwald I. Buchstabensymbolik II: Judentum // TRE. Bd. 6. S. 306-309; Holtz G. Buchstabensymbolik IV: Christliche Buchstabensymbolik // TRE. Bd. 6. S. 311-315; Мишина Е. А. Группа ранних русских гравюр (2 пол. XVII — нач. XVIII в.)// ПКНО, 1981. Л., 1983. С. 234; Вааr T. van der. On the Sator formula // Signs of Friendship: To Honor A. C. F. van Holk: Slavist. Linguist, Semiotician. Amst., 1984. P, 307-316; Ryan W. F. Solomon, Sator, Acrostics and Leo, the Wise in Russia // Oxford Slavonic Papers. Oxf., 1986. N. S. Vol. 19. P. 47-61; Плигузов А. И., Турилов А. А. Древнейший южнославянский письмовник 3 четв. XIV в. // РФА. М., 1987. Вып. 3. С. 559.
Святые Кирилл и Мефодий
Новые археологические данные
Протоиерей В. Родзянко
С тех пор, как эти два брата пришли из Константинополя в Паннонию к славянскому князю Ростиславу для проповеди Христова Евангелия на славянском языке пошло более 11 столетий. Паннония включала в себя Моравию, входящую теперь в Чехословакию, которая, несмотря на все исторические трудности и невзгоды и чуждый ей латинский богослужебный язык, сохранила за все эти столетия свой славянский характер до нашего времени.
Раньше существовало мнение, что Кирилл и Мефодий были персы м и славянскими миссионерами и что именно они обратили славян в христианство. Это мнение настолько укоренилось, что превратилось в твердо установившуюся традицию. Однако теперь, совсем недавно, раскопки в южной Моравии выяснили бесспорный теперь факт, что Моравия уже была христианской страной, когда туда пришли Кирилл и Мефодий. По мнению археологов-специалистов, опубликованному в этом году в Праге в февральском номере журнала Протестантских Церквей Чехословакии, по меньшей мере два поколения моравских славян были в то время уже христианами. Археологические открытия раскопок неожиданны и поразительны. Обнаружены развалины довольно больших, по тем временам, городов с христианскими кладбищами и храмами, несомненно принадлежащими 9-му веку. «Существование этих храмов даже в мечтах нельзя было себе представить еще совсем недавно» - приводит слова чешского журнала женевская сводка о Восточно-Европейских Церквах Всемирного Совета Церквей.
В свете новых открытий, дело святых Кирилла и Мефодия приобретает совершенно новый характер. Они были уроженцами Фессалоник, или, как иногда называют этот греческий город - Солуна, в Македонии, где население было смешанное - и греческое и славянское. Братья говорили на обоих языках одинаково хорошо, оба языка были для них родными.
Славяне в соседней Болгарии оказались в орбите болгарского царства в то время еще болгаро-монгольского, но постепенно становившегося христианским и славянским. Из-за Болгарии шел тогда ожесточенный спор между Папой Римским Николаем I-м и Патриархом Константинопольским Фотием, претендовавшими каждый на эту территорию. Славяне в Болгарии и Македонии были еще, по-видимому, язычниками, лишь постепенно переходившими в христианство.
Решение Константинопольского патриарха направить говоривших по-славянски братьев-миссионеров из Македонии, где уже было немало славян, нуждавшихся именно в такой проповеди, в далекую Моравию, становится вполне понятным лишь при свете этих новых открытий. Паннония была территорией, входившей в бесспорную теперь юрисдикцию Западно-римского, а не Восточно-константинопольского патриарха. Она, как мы теперь знаем, уже была христианской страной. Это значит, что ее обратили в христианство западные, вероятно германские, миссионеры. Богослужения шли на незнакомом населению латинском языке. Но пробудившиеся национальные чувства заставили князя Ростислава искать других, более национальных путей. На Востоке была традиция не навязывать новообращенным народам свой язык, а проповедовать Христово Евангелие и совершать богослужение на языке населения. И Ростислав естественно обратился в Константинополь, прося прислать собственно не столько миссионеров, сколько специалистов-лингвистов, своего рода «научных инструкторов», как сказали бы в наше время. Отправка братьев Кирилла и Мефодия была, по-видимому, продиктована не столько миссионерскими стремлениями патриарха, сколько политическими мотивами начинавшейся серьезной борьбы между Римом и Византией, приведшей к роковому расколу между католичеством и православием.
Вполне понятен тот недружелюбный прием, который был оказан Кириллу и Мефодию местным латинским духовенством в Паннонии. До сих пор существовало мнение, что эти латинские священники были такие же миссионеры, как и Солунские братья, но не греческие, а латинские, и что произошла борьба между двумя миссиями - Византийской и Римской, так сказать на ничьей земле. Но теперь очевидно, что это «латинское духовенство в Паннонии», о котором упоминают летописи, было не пришлыми из Рима или Германии миссионерами, а своим собственным рядовым духовенством - в стране, которая, как теперь показали раскопки, уже давно сама была христианской. И вполне естественно, что это местное духовенство враждебно отнеслось к пришедшим издалека на чужую территорию грекам.
Но у этих греков, у Солунских братьев - Кирилла и Мефодия, было сокровище, которого не было у других, и которое они несли с собой: народный язык. А сами они были подлинными христианами, настоящими учениками Христа, которые ничего не искали для себя и совсем не хотели быть орудием той или иной земной политики. Их цель была: дать славянам Евангелие на их родном языке, ради их, славян, пользы. Кирилл, как известно, изобрел славянскую азбуку, перевел Евангелие и положил начало всей славянской письменности.
Оба брата, встретив враждебное отношение местного духовенства, и признав по справедливости, что они оказались на территории не Восточно-Константинопольской, а Западно-Римской, направились в Рим к Папе Римскому Адриану II. Эта их поездка к Папе, в свете новых открытий, перестает быть загадкой, над которой ломали голову историки, и которую перетолковывали, каждый в своих интересах, католические и православные богословы. Теперь очевидно, что они обратились к Папе Римскому не потому, что признали его всемирные права и Вселенскую юрисдикцию, которых у него тогда в современном смысле слова вовсе и не было, и не потому, что они изменили в верности пославшему их Константинопольскому патриарху, или были вынуждены к тому, путем насилия, латинянами, а просто потому, что оказались на территории уже давно и бесспорно принадлежащей Папе Римскому, и на которую сам Константинопольский патриарх вовсе и не претендовал: он по-видимому направил туда Кирилла и Мефодия лишь как специалистов-проповедников, а не как своих полномочных экзархов, на что он не имел права. Сами Кирилл и Мефодий, будучи настоящими христианами и настоящими апостолами, действительно святым и людьми, не захотели участвовать в начинавшейся между Римом и Константинополем вражде.
Кирилл, как известно, в Риме заболел и умер, и его гроб и сейчас находится в Риме в храме святого Климента, привлекая множество паломников, а Мефодию удалось убедить Папу в необходимости проповедовать Евангелие в Паннонии на родном населению славянском языке. Пребывание Мефодия в Риме совпало с примирением Рима с Константинополем. Вскоре между новым Папой Иоанном VIII и восстановленным на константинопольском престоле патриархом Фотием, который в молодости, кстати," был учителем самих Кирилла и Мефодия, состоялось полное примирение. Папа уступил просьбе Мефодия: на короткий срок западный принцип употребления в богослужениях одного лишь латинского языка для всех народов Римской церкви перестал действовать; Мефодий, который был посвящен в Риме в сан архиепископа Великой Паннонии, был отправлен в Моравию с разрешением служить и проповедывать по-славянски, находясь в юрисдикции Рима.
Дальнейшая история известна. Мефодию не удалось сломить сопротивление местного латинского духовенства и после его смерти его ученики - Наум, Климент, Горазд и другие были изгнаны из Паннонии и продолжили свое дело в Болгарии и Македонии. Рим, вопреки решению Папы Адриана II и Иоанна VIII, это впоследствии санкционировал и Моравия в церковном отношении навсегда осталась латинской, а восточные славяне стали православными. Это окончательно укрепило раскол между Востоком и Западом и гибельно отразилось на всей истории славян, вплоть до последней второй мировой войны - трагических событий в Польше и Югославии.
(«Вестник Русского Студенческого Христианского движения, №70-71 (III-IV). Париж-Нью-Йорк, 1963. СС. 73-76)